Безумство храбрых или полярное путешествие Смургиса.

Храбрости и выносливости некоторых людей можно подивиться, а иногда и позавидовать. Мы привыкли на лодках выйти по рыбачить, или покататься по озеру или реке. Даже для этого чаще используется мотор, а о гребных лодках подзабыли. Если окунуться в историю, то можно найти такое имя как Евгений Павлович Смургис. Поистине храбрый человек. Он в одиночку  совершил переход по арктическим морям из Тикси в порт Диксон, достигнув в районе мыса Челюскина параллели 77 градусов 45 минут северной широты. Впервые маршрут гребной лодки был проложен в арктических морях.

4 июня 1993 года Е. П. Смургис вышел на лодке «МАХ-4» из Мурманска в Лондон и за два месяца миновал Баренцево, Норвежское и Северное моря. Оставив в Лондоне сына, он в одиночку продолжил кругосветное путешествие, направляясь к испанскому порту Кадис. Увы, судьба так распорядилась, что в ночь на 15 ноября 1993 года в жестокий шторм у побережья Франции Евгений Смургис трагически погиб. Однако остались его рассказы о путешествии. Он их публиковал в журнале Катера и Яхты. Предлагаем эти записки, так сказать от автора. О том, как это было: 

«Полторы тысячи полярных километров

Нет труднее пути, чем через дрейфующие льды, преодоление нагромождения торосов утомит любого великана.

Фритьоф Нансен

И снова подготовка к выходу в море начинается с поездки в Москву. В Гидрометеоцентре меня знакомят с прогнозами, увы, отнюдь не утешительными: гарантируют холода и постоянный норд-ост 7-10 м/с с усилениями до 17. А ведь для меня норд-ост — самый что ни на есть зловредный встречный ветер!

Ледовую обстановку предсказывают в гидрометеобюро морского флота. Юрий Никифорович Синютин молча раскладывает на большом столе карту последней ледовой авиаразведки и уже после того, как я проникся сложностью положения, сухо комментирует: — Необычный год. Очень сложная ледовая обстановка. Сроки начала навигации, можно сказать, отодвинулись на месяц. Лучше всего выходить из губы сразу за льдом, выносит его со скоростью порядка 10 миль в сутки. Опасаться следует встречных ветров…

Вот так сюрприз! «МАХ-4» — не ледокол, на путешествие во льдах мы с Константином как-то не рассчитывали. Однако один год — прошлый — мы уже потеряли по причинам организационным, отказываться теперь от броска на север только потому, что год неблагоприятный, и терять еще одну навигацию, пожалуй, не стоит.

Отступать нельзя! Даю в Волгоград телеграмму Косте, сообщаю точную дату нашего старта из Мыса Каменного. Костя — мой сверстник и друг, путешественник с солидным стажем. После мучений в одиночку предвкушаю удовольствие от плавания в компании!

12 июля. Самолет производит посадку в аэропорту «Салехард». Как и предупреждала стюардесса, температура воздуха никак не больше +5°. Пригнувшись, пассажиры бегут к зданию аэропорта. Нет, не для согрева, а под бурным натиском миллиардов соскучившихся комаров!

Мыс Каменный, куда я добрался не без волнений и приключений, связанных с добыванием билета на рейс, на который билетов нет и не предвидится (спасибо, помогли в горисполкоме!), встретил предсказанным в Москве холодным норд-остом, дождями и туманом. Губа покрыта крошеным льдом, надежды на легкий выход из нее — никакой. Лодка и все снаряжение в полной сохранности. Ремонт потребовался минимальный: заменил пришедшую в негодность фанерную палубу в оконечностях, покрасил.

До старта — неделя. Константина все нет. 15 июля даю срочную телеграмму в Волгоград, через три дня дня получаю ответ: «Четырнадцатого попал автомобильную аварию, травмы, лежу больнице. Костя».

Телеграфирую пожелания скорейшего выздоровления, а возвратившись в номер гостиницы, собираюсь с мыслями и решаю тот же вопрос, что и в 1976 г. — перед выходом на север. С одной стороны, предстоит сложнейшее путешествие, в которое одному идти, прямо скажем, рискованно. С другой стороны, к старту все готово, помолодевшая «МАХ-4» ждет своего часа, терять год не хочется. Одним словом, ночь на 19 июля была бессонной. Не сразу исчезла растерянность: уж никак не предполагал, что придется выходить в Карское море одному. Обдумывал ситуации, могущие возникнуть в пути. Еще и еще раз взвешивал риск и накопленный опыт, свои возможности и сложности перехода.

Неожиданно всплыло в памяти некогда поразившее меня изречение старинного русского писателя Карамзина: «Чтобы живо чувствовать всю дерзость человеческого духа, надобно быть в открытом море, где одна тоненькая дощечка отделяет нас от блаженной смерти». Эти слова, пожалуй, и поставили последнюю точку.

Взыгравшая «дерзость человеческого духа», как несколько витиевато, но проникновенно выразился классик, толкала вперед — навстречу опасностям студеного моря, где и впрямь несколько дощечек должны будут противостоять свирепому совместному натиску норд-оста и льдов. А может быть, просто-на­просто наступивший новый день добавил уверенности в своих силах?

Как бы там ни было, решение принято — вперед, на север!

Нечего и думать плыть ранее намеченным маршрутом с пересечением губы километрах в 50 ниже Тамбея.

«До Тамбея не пробиться,— сообщил опытнейший из здешних летчиков Михаил Кузнецов, только что делавший облет губы.— Сплошной лед начинается в 70 км от Мыса Каменного, а гарантий, что губа в этом году очистится, никаких! Надежда только на то, что восточные ветра будут отжимать ломаный лед в береговой полосе правобережья, так что вдоль правого берега — единственный вариант…».

Ну что ж, рекомендации его, будем считать, обнадеживают. Хоть какой-то вариант все-таки есть! Путь с заходом в Тамбей выбирался с расчетом на пополнение там запаса продуктов перед выходом в Карское море. Теперь придется сразу увеличить запас до двухмесячного.

Снова, снова и снова обдумываю все ситуации. Даже включая консервацию лодки в тундре на зимовку с выходом пешком на ближайшую полярную станцию или факторию.

В моем распоряжении около двух месяцев. Не может быть и речи о том, чтобы одному успеть подняться в среднее течение Енисея: задача моя выглядит скромнее — перегнать лодку из Обской губы в Енисейскую. Попутно припоминаю, что по первоначальным планам задуманного перехода на Дальний Восток этот участок следовало преодолеть… пятью годами раньше, в 1973 г.

Но обстоятельства все время складывались так, что или летнее путешествие отменялось вообще или пройденный путь оказывался короче запланированного в несколько раз. Я уже стал с каким-то суеверным страхом смотреть на то место карты, где должен пролегать маршрут «МАХ-4» на переходе из Оби в Енисей. Теперь неблагоприятные погодные условия и неожиданное одиночество, заставшее меня врасплох, еще более усиливали его.

Побороть страх можно было только действием. 20 июля 1978 г. в маршрутной книжке появилась отметка Мыскаменского сельского совета о выходе. Провожавшая меня председатель совета Коломиец пожелала счастливого плавания, вездеход зацепил «МАХ-4» и перетащил через песчаную береговую полосу к воде. Последние напутствия — и я, наконец-то, вставляю весла в уключины, начинаю осторожно пробиваться через прибойный лед к чистой воде.

Путешествие началось. Удивительно тихий, солнечный день сменился великолепным вечером. Так тепло, что я позволяю себе раздеться до пояса. Мягкие лучи закатной зари скользят по широкому зеркалу воды, рассыпающиеся на кристаллы льдины светятся сказочным светом. Гармония красок и благодать этого вечера приводят к тому прекрасному состоянию души, которое заставляет забыть все страхи и трудности.

Лед постепенно отходит от берега дальше и дальше. Свежеет. Иду курсом на северо-запад. Нужно как можно дальше тянуть на север, чтобы, миновав Тазовскую губу, пересекать Обскую губу в сравнительно нешироком месте. Берега не видно.

Полночь. Солнце катится по линии горизонта, едва касаясь его. Оно на севере! В начале плавания были счастливые трое суток, когда ни на миг мы с солнцем не расставались. Зато потом на долгие дни непогода разлучила нас.

В 2 часа 21-го решительно поворачиваю на восток, нацеливаюсь носом лодки на мыс Трехбугорный на другом берегу губы. Нацеливаюсь на невидимый мне маяк — до него чуть не полсотни километров — по компасу. По всем правилам — с учетом магнитного склонения, поправки на снос и т. д. и т. п. Очень интересно, выйду на маяк или промахнусь. Если все будет как надо, к полудню увижу маяк, и это будет хорошим началом похода! Гребу умеренно, по два-три часа с получасовыми интервалами для отдыха.

Где-то на середине губы начался ветер, разогнавший 1,5-метровую волну. Лодка заиграла, кончилось спокойное плавание! Солнце уже переместилось на восток и уверен-но вознеслось над горизонтом. Убираю весла и ложусь отдыхать: на этот раз на полтора часа. Лодка дрейфует на север, это моих планов не нарушает.

Однако спать нельзя. Нужно побыстрее уцепиться за правый берег. Ветры губы коварны, кто знает, что будет через пару часов?

В 10 часов на востоке среди колыханий бугристой поверхности воды глаз уловил неподвижную возвышенность. Спустя некоторое время в бинокль стал виден — именно там, где и ожидалось, — маяк.

В 17 часов, спустя сутки после старта, нос «МАХ-4» уткнулся в песчаную отмель. К воде вплотную подступают невысокие холмы, украшенные ярко-зеленым покрывалом, расцвеченным множеством ярких тундровых цветов. Позади первые 80 км пути! Можно приготовить горячую пищу, выспаться. Появляется уже чувство удовлетворения, от страхов не осталось и следа, но мысли то и дело возвращаются к предстоящему прорыву в море. Пропустит ли лодку лед? Смогу ли я преодолеть эти 450 км пути на север вдоль берега Гыданского п-ва и Явая? Берега, прямо скажем, малообитаемого.

Во всяком случае следующие двое суток ни души, ни следов человеческого жилья не встретилось. А на исходе третьей ночи где-то на севере послышался мощный гул, напоминающий звук работающего судового двигателя. Обрадовался, думал, что с севера идут суда, а это значило бы, что дорога есть! Но это оказались не суда: лязгая гусеницами, к берегу выкатился тяжелый трактор.

Высунувшийся из кабины тракторист сразу же разглядел лодку. Трактор въехал прямо в воду, а тракторист вылез на крышу. Так мы и поговорили. Эта неожиданная встреча с геологами разрушила мои представления о необжитости края. А дальше были встречи с буровиками, оленеводами, полярниками…

Пристал у стойбища оленеводов не доходя 17 км до фактории Напалково. Интересно! Поднимаюсь на берег. Невдалеке от чумов — большое стадо оленей, сбившихся в кучку. Олени в постоянном движении: комар не дает покоя животным. Неторопливый мужчина с длинным шестом и несколько маленьких собак не дают им разбежаться.

Вот один рогатый красавец бросился в сторону, — тут же с лаем метнулась за ним лохматая лайка, беглецу ничего не оставалось, как пробежав по дуге сотню метров, вернуться в стадо. В дни комариного разгула стада приходится охранять круглосуточно: иначе разбегутся олени в безумстве по тундре, не соберешь!

Поговорили, сфотографировались — обещал непременно прислать снимки, если получатся. На вопрос, можно ли сейчас пройти к морю, оленеводы отвечают крайне неуверенно.

За их чумами все чаще стали попадаться льдинки. Чем дальше, тем и льдины больше. Вот я уже лавирую между ними, как слаломист на каяке. За небольшой речкой, где-то уже совсем недалеко от фактории, упираюсь в сплошной лед. До берега метров 100 и похоже, что у самой суши чернеет узкий проход. Вытаскиваю лодку на лед и трудолюбиво волоку по скользкой поверхности к воде. Как ни хорошо идет «МАХ-4» по льду, попотеть приходится!

Что такое: на абсолютно пустынном берегу откуда-то появилась огромная, похожая на овчарку собака. Случайно обернувшись, встречаю настороженный взгляд.

Неужели в Напалково держат таких? Отвлекаюсь от работы, беру бинокль. Волк! Крупный полярый волк молча, с любопытством наблюдает за мной. Его ничуть не смущает близость человека. Только когда расстояние между нами сокращается метров до двадцати, волк поворачивается и не спеша — на бегство это не похоже — уходит в тундру.

У берега, действительно, есть немного воды. Прилив. Используя весло как шест, я довольно быстро «протолкался» к фактории. На возвышенном берегу несколько складских помещений и добротный жилой дом, на привязи мечутся и лают лохматые ездовые псы. Похоже, хозяев дома нет, но собаки без воды и пищи, так что люди где-то рядом. Вокруг очень чисто, порядок. Перед крыльцом — живописная лужайка с крупными ромашками и васильками, цветы морошки принарядили ее.

С губы отчетливо доносится шум двигателя. Он то тише, то воет натужно и громко. По самой кромке берега, прыгая по выброшенным на песок льдинам, бежит с севера вездеход. Прибыл хозяин — Василий Кузьмич. За чаем проясняет обстановку:

— До полярной станции Тадибеяха 40 км. Вчера спокойно уплыл туда на моторке — льда не было, а ночью ветер изменился, нагнал лед. Пришлось возвращаться на вездеходе. Сейчас, сам видишь, никуда не пройдешь, но в прилив с небольшой осадкой твоей лодки, пожалуй, до полярки пробиться можно…

Сейчас вездеход отправляется обратно в Тадибеяху. Прошу, чтобы они ехали не по суше, а по прибрежному льду, может быть, поломают! Не тут-то было: лед оказывается таким крепким, что тяжелый гусеничный вездеход покрошить его не может.

Дожидаюсь прилива. Только продвинуться удается мало: тонкий лед вместе с водой наползает на берег, не оставляя прохода. Может, отлив оттянет лед от берега?

24 июля. 7.00. Воздух +3°, вода +2°. Спал четыре часа. Удивительно тихо и спокойно. Не слышно прибоя, не хлюпает вода о борта, не качает лодку. Вылезаю из-под тента и обнаруживаю, что лодка, выдавленная двумя льдинами на мелкое место, висит, лежа на них носом и кормой, над оголившимся песчаным дном. Проспал отлив!

Поначалу испугался, что придется долго «куковать», но, поразмыслив, успокоился. Через два часа начнется прилив, еще через часок можно будет и выйти из плена.

А пока — приготовлю горячий завтрак, сделаю уборку в лодке. За три дня накопилось столько мелких дел, что едва успел их закончить.

Прогрести удалось не больше 200 м. Началось бесконечное таскание лодки по льду, расталкивание льдин корпусом лодки. За 4 часа такой работы устал хуже, чем за полный день нормальной гребли. Зато получил награду, честно заслуженную на все 100%: около 14 часов вырвался на чистую воду. За косой остовый ветер отжал лед, между ним и берегом образовался великолепный широкий коридор. Теперь — как по шоссе!

Засек компасный курс на едва видимый край сопки и, как оказалось, не напрасно: пошел туман, видимость стала не более 30 м, так что ни сопки, ни берега вообще не различить. Опять стали попадаться льдины. И опять — чем дальше, тем льдины больше и преграждают путь все чаще. Опасаясь быть плененным вдали от берега, поворачиваю на восток. Совсем близко взлетают стаи уток. Неожиданно возникает из белой тьмы высокий крутояр берега. Над узкой полоской песка возвышаются круто срезанные в сторону губы бурые холмы. Внизу, в расщелинах — снег, а выше — сочная трава с множеством ярких цветов. На склонах, в самых неожиданных местах, прилепились радующие глаз ромашки и васильки. Пока любуюсь ими, из-за берега, закрыв собою всю восточную часть небосклона, наползает черная туча. Раскаты грома, словно кнут пастуха, подгоняют ее. Дождь не заставляет себя долго ждать. Лезу «в каюту» и под барабанную дробь капель по пленке мгновенно засыпаю.

Через 1,5 часа снова за веслами. Дождь разыгрался не на шутку. Гребу в полную силу. До станции, по моим расчетам, должно оставаться не больше часа хода, однако в полярных водах, как я уже понял, ни в чем быть уверенным нельзя.

Неожиданно прямо по курсу сквозь шумы дождя и ветра прорывается деловитое урчанье лодочного мотора. Из тумана выскакивает навстречу моторка с 30-сильным «Вихрем». На ней трое — двое молодых мужчин и женщина:

— Ждали, ждали, а тебя все нет! Вездеход не нашел, решили встретить на воде! До полярки 3 км, там тебя все ждут…

Сидят все мокрые. Дождь, ветер сильный, холод самый что ни на есть полярный, а им — ничего. Не ежатся. На лицах самое обычное выражение, будто сидят в теплой комнате. Про такую погоду говорят: «Хороший хозяин собаку на двор не выгонит». А они — отчаянный народ — выходят в море встречать лодку незнакомого гостя!

Высокий берег, постоянно снижаясь, переходит в низменную долину. А вот уже сквозь серую пелену дождя и тумана проглядывают — белеют — остроконечные очертания крыш. Неужели остатки снега? Нет, оказалось — крыши только-что покрыты оцинкованным железом. Ожидал увидеть два — три домика (так и говорили), а тут поселок с двухэтажными домами!

Первым делом пошел на радиостанцию. Пока радист передавал мое сообщение о прибытии в Тадибеяху, появился сам начальник «полярки» Юрий Васильевич Жуковский.

День этот закончился далеко за полночь «вечером вопросов и ответов» в благоустроенном по-городскому общежитии.

В маршрутной книжке появилась рабочая отметка: „«МАХ-4» — первое судно, пришедшее на полярную станцию в эту навигацию. Плавание проходило в условиях сложной ледовой обстановки: на протяжении от Напалково до Тадибеяхи Обская губа по всему фронту забита льдом. Судно прибыло 24 июля. Убыло 25 июля. Нач. п/с Ю. В. Жуковский”.

Увожу с собой дождь и холод. Лед подошел настолько близко, что путь для отхода от берега приходится выбирать между льдинами.

В нескольких километрах от поселка встретил ненца в зимней малице. Весь обкусан комарами, с ним две пастушечьи собачки. Поговорили. Сделал несколько снимков. Перезаряжать кассету пошли к нему в чум. Попутно я расспрашивал его, он — меня. Чумов стоит семь-восемь, а стадо большое — 2500 оленей!

Только вышел с заряженным аппаратом, заходит на посадку вертолет «МИ-8». Выбираю удобную позицию, чтобы сфотографировать его на фоне чумов. Из вертолета выпрыгивают люди — и ко мне. «Вчера, — говорят, — хотели прийти, послушать о путешествии, не удалось, так хоть на ходу познакомимся!»
В такую погоду — и летают!

В 21 час уперся в сплошной лед. Температура воздуха +2°, воды +1,2°. Вылезаю на высокий берег, всматриваюсь в даль. Насколько хватает видимости, губа забита льдом. Настроение портится: я ожидал встретить подобную картину, но не так же близко! При такой обстановке строить прогнозы о сроках движения бессмысленно.

Не хочет губа выпускать. Осмотрел внимательно прибрежную кромку. Здесь сплошной лед чередуется с разводьями, иногда участки свободной воды достигают сотни метров. Ну что ж, в путь! Начались таскания.

Отработал технику использования приливов и отливов. Если лед толстый и лежит на берегу далеко, жду прилива, а затем расталкиваю всплывшие льдины. Если лед на плаву и ломаный, двигаюсь во время отлива, когда лед оттягивается в губу, оставляя чистые проходы. Опустился туман. Стало так холодно, что пришлось напялить на себя все запасы одежды и надеть шерстяные варежки. Угомонился в 4 утра. Итог неутешительный: за 11 часов сумел преодолеть всего-навсего 10 км.

Разве это скорость?

26 июля. Полдень. Лед поднялся, я уже приноровился его расталкивать, двигаюсь вперед немного быстрее.

Берега по-прежнему высокие, разница только в том, что здесь они часто прорезаны ущельями, переходящими в долины. По мелким ручьям, изрезавшим песчаный берег, сбегает в море масса снеговой и дождевой воды. Изредка поднимаются небольшие стайки уток. Со вчерашнего дня преследует меня какая-то хищная птица, похожая на ястреба: перелетая с холма на холм, издает противные крики. Вспомнился фильм «Золото Маккены», птица, парящая над бездной, и ее ужасный крик, предвещающий беду! Измучившись окончательно от таскания, толкания и хождения вброд, в 2.00 залезаю в каюту.

27 июля. Стена льда преграждает путь. Пробираться дальше нет никакой возможности. Кругом, куда ни посмотришь, один лед, ни пятнышка воды. Кроме того, что «утро вечера мудренее», ничего утешительного в голову не приходит. Может быть, за ночь ветер отгонит лед!

28 июля. Пробуждение принесло приятную новость: лед, действительно, отжало от берега метров на 300. К горизонту вместе с берегом уходит желанная полоса воды. Ветер тот же отжимной — северо-восточный, но еще более сильный. Появилась смутная надежда 30-го числа оказаться в северной точке материкового полуострова Явай — на мысе Маттесаля. Скорее за весла! Гребется легко. За прошедшие двое суток практически не греб, соскучился по чистой воде. Гребу сильно — по два часа с получасовыми интервалами. Надо догонять упущенное время.

Ветер разгулялся не на шутку, пошел сильный дождь. Гребу. Через два часа ливень прошел, на севере появилось чистое, без единого облачка, небо, вот-вот выглянет солнце! Тем более — гребу.

С юга появляется нарастающий гул. Теперь я уже крупный специалист по здешним шумам, сразу понимаю, что летит вертолет со стороны полярки. Очень низко пролетев над лодкой, долго кружится над берегом, садится. Может быть те ребята, что фотографировались у чумов? Не успели остановиться винты, я уже причалил к берегу. С вертолета выскакивают люди, идет навстречу по местным понятиям — целая толпа: тот же экипаж и несколько любопытствующих полярников.

— Мы думали, ты уже в Карском море плаваешь!

— Сидел во льдах. За двое суток 20 км не одолел!

— Знаем, сами два дня сидели, погоды не было…

Скрываемся от ветра в вертолете. Меняемся фотографиями.

Происходит все это (так и «увековечено» надписью на обороте снимка трех симпатичных вертолетчиков) в районе мыса Хальцыней-Сале где-то на уровне 70° с. ш.

Сегодня 29 июля. 0.30. Воздух +2,8°. Ищу место, где можно было бы спрятаться от ветра — разогреть суп, вскипятить чайник. Никакой расщелины, куда удалось бы забиться, так и не нахожу. В конце концов приходится из собранного на берегу наносного хлама сложить целую стену — заслон от ледяного пронизывающего ветра.

Под его прикрытием развожу костер. Какие паршивые спички выпускает фабрика гор. Туринска: не успев разгореться, гаснут. Почти всю коробку извел, не помогает даже сухой таежный смоляк! В 7.00 снова на ногах. Ветер разошелся не на шутку. Впереди длиннющая голая коса — с нее тучей летит мелкий песок. А над водой сплошной стеною несутся брызги от сорванных гребней. Грохочет прибой, все кругом воет. Продвигаться вперед невероятно трудно. Уходить в губу нельзя: там движущийся лед и, следовательно, постоянная опасность оказаться в западне.

А вблизи берега грести не удается — больше приходиться бороться с натиском ветра, вышвыривающего лодку на сушу.

Применяю новую тактику: захожу в воду на глубину болотных сапог и волоку «МАХ-4» за носовой конец. Час бурлачу, час гребу, 15 минут отдыхаю. За час в среднем продвигаюсь на 1,5 км. Бессмысленная работа. Такими темпами еще неделю придется вдоль губы тащиться.

Во второй половине дня добрался до хорошо видимых еще вчера вечером непонятных «пятен». Оказалось, это два огромных холма из больших льдин, нагроможденных одна на другую. Удивляюсь, как льдину можно забросить на высоту многоэтажного дома? Могучие силы природы соорудили себе этот диковинный памятник.

30 июля. Ночь выдалась неспокойная. Несколько раз просыпался. Прибой ревет по-прежнему, ветер воет еще страшнее.

Оторвавшийся у входа в «каюту» тент хлопает. Как ни закрепляю — срывает. Натягиваю его фотоштативом и хорошо прибиваю изнутри гвоздями. Снятся сны (а я даже и забыл, когда их видел!). Одежда не высохла даже к утру. Прорезиненная роба не дает выхода испарениям тела, они от холода конденсируются тут же — в ту же одежду, часа через три работы она становится пропитанной влагой.

Что такое? Опять у лодки не хлюпает вода. Наверняка я снова оказался на суше. Одеваю сапоги. Выскакиваю, если можно назвать выскакиванием выползание из-под тента. Все правильно: вода метрах в 300, лодка влипла днищем в песок.

На часах 7 утра. До полного прилива минимум 4 часа. Разгружать лодку и перетаскивать ее к воде очень не хочется. Придется ждать. Анализирую свою ошибку.

Забыл, что цикл приливов и отливов за сутки смещается по часовой стрелке на 30 мин, а прошло 10 суток, как я стартовал. Вчера, чтобы удерживать лодку кормой на ветер, я забил в дно кол и заложил за него конец. По колу видно, сколько воды было и сколько теперь «не хватает». Появилась страшная мысль, что сегодня вода вообще может не достигнуть вчерашнего уровня. Бывали ведь случаи, когда караваны судов оказывались на мели, если ветер выгонял воду из губы!

Прилив подходил к высшей фазе, а нужная мне глубина оставалась где-то в полусотне метров. Не прозевать бы…! Пришлось браться за дело. Подложил под концы лодки в изобилии валяющиеся на берегу колья. Используя обломок доски как вагу, стал по очереди перемещать к воде то корму, то нос.

Через полтора часа тяжкой работы лодка запрыгала на волнах, я снова смог взять ее на бечеву.

3 августа. Ночью уперся в сплошной лед. Критическая фаза отлива. Вода ушла. Полоса льда на берегу шириной не меньше 100 м, и лед этот такой, что его не растолкаешь! Только в полный прилив может открыться дорога. А если не откроется? Завел в сознании своем «биологические часы»: в 4.00 нужно проснуться.

Проспишь прилив, придется спать еще 6 часов!

Не проспал. Согрел на капсуле с сухим спиртом банку чая и — скорее за дело! С неба сыплется морось. Вопреки ожиданиям, казавшиеся сложными участки преодолел споро. Тороплюсь. Удалось проработать 4 часа, продвинулся на целых 10 км.

Пошел за дровами. За несколько дождливых дней все насквозь пропиталось влагой, ничего сухого не найти.

А хорошей погоды не будет до тех пор, пока я не покину зону льда: это лед порождает туманы, морось, дождь.

Заметил принесенный волнами пень-выворотень. Верхние корни его показались мне более или менее сухими, я направился к нему и наткнулся на свежеразрытый

песок. Следы какой-то большой собаки. Опять волк? След стал какой-то частый. Присмотрелся. Только что ходили два волка. Хорошенькое дело! Не меня ли они сопровождают? А я-то разгуливаю — хожу на разведку пути, собираю дрова. Кто их знает — как ведут себя летом полярные хищники? Ясно одно: без ружья и ножа впредь от лодки отходить не стоит.

Берегом уже не побредешь: он плотно завален льдом. Теперь от воды до воды лодку перетаскиваю напрямик — через льдины. Ноги скользят. Чтобы сделать для них упор, то и дело приходится вырубать топором ступени. Разводья все уже. Хуже всего, когда полоска воды между соседними льдинами меньше, чем лодка. Все чаще приходится обрубать края льдины, чтобы спихнуть «МАХ-4» в воду…

Плохая видимость — туман. До слуха временами доносятся какие-то странные звуки, напоминающие иногда — собачий лай, иногда — шум какого-то двигателя. То ли слуховые галлюцинации, то ли какие-то природные шумы; я уже не удивляюсь — знаю, что они могут быть самыми неожиданными.

4 августа. Ночью кошмарные сновидения были прерваны собачьим лаем. Пока пришел в себя — все смолкло. Неужели это, действительно, лай и лают волки? Может, осмелели — подошли к лодке? Ружье рядом, но вылезать из тепла не хочется. Приоткрыв спальник, прокричал им, как мог громко и грозно, что-то ужасное и снова укутался потеплее.

Проснулся в 4 утра. Прилив набирал силу. Вспомнив ночной эпизод, пошел на берег. Следов нет. Видно, померещилось, зря кричал! Лед сидит прочно, вода поднимается, но явно мало: свободного места для прохода вдоль берега не будет. Чистой воды не видно и не предвидится. Прикидываю и так, и этак, прихожу к выводу, что мучиться, прорубаясь весь день, чтобы преодолеть 1-2 км, смысла нет! Остается одно — ждать прилива вечернего: может быть, вода поднимется выше, чем утром.

Место голое, но дрова есть. Решаю сделать из пленки «экран» для защиты от ветра, разжечь хороший костер «раз в жизни» и отогреться как следует. Подтаскиваю лодку ближе к сухому берегу, начинаю разгружаться и тут, к глубокому своему огорчению, обнаруживаю пропажу одного из двух подстреленных (запасенных впрок) гусей! Прекрасно помню как укладывал тушки, чтобы головы свисали за борт. И перед сном, когда лазил за банкой, в которой подогревал чай, оба гуся были на месте. Отлично помню — были. И выпасть гусю не с чего: лодка лежит, как вкопанная, не покачнется.

Выходит одно — волк. Не сразу нахожу разгадку того, что на берегу не осталось следов: отлив! Зверь мог подойти по обнажившемуся дну, а потом поднявшаяся вода скрыла следы. Почудившийся лай, пропавший гусь — чудеса да и только.

Лед на губе начинает стрелять и трещать. Кое-где появляются разводья. Нервы не выдерживают бездействия. За вечер, используя все возможности и полное напряжение сил, продвигаюсь всего на 2 км. За сутки — 2 км!

Из тумана выплывает довольно внушительная гора. Закончив подготовку к ночлегу, поднимаюсь на нее. До чистой воды, чернеющей где-то вдали, никак не меньше 5 км льда. Выходит, еще пара дней и изнурительной работы (пара — если повезет!) А я-то планировал 5-го, обогнув мыс Маттесаня, уже идти курсом на Диксон по морю! Да и знать бы обстановку на море. Если там льда нет, то, конечно, надо браться за работу и поскорее пробиваться через торосы на север, к воде. А вот если там лед — окажусь в ловушке. Придется ждать у моря погоды, а здесь это далеко не безопасное занятие.

Решаю: если до 8-го ничего не прояснится, лодку оставлю, пойду на ту сторону полуострова Явай на ближайшую метеостанцию: дам о себе знать, получу прогнозы…

5 августа. Кругом уже ставшие моими верными спутниками лед, туман и холод. Как ни стараюсь, продвигаюсь очень медленно. Вскочил в 4 утра, а к 9 преодолел не больше километра.

Обед разогреваю прямо на льдине. Кругом зловещая туманная пустыня. Изредка с криком пролетают рыбницы. К 18 часам оказываюсь в тупике: далеко и до чистой воды, и до берега, а пора бы уже и отдохнуть. Выбираю льдину побольше, затаскиваю на нее лодку. Пораздумав, корпус ее выталкиваю, чтобы на одну треть свисал над кромкой: если начнется торошение и льдина разломается, лодку легче будет столкнуть.

Вылезаю на высокий торос (хожу по льдинам аккуратно — с шестом в руках), по курсу — никаких перспектив. Остается утешаться тем, что, если верить данным местных мореходов, лед движется из губы в море со скоростью 10 миль в сутки. Ну что ж, ведь это много быстрее, чем перетаскивание лодки по льду.

Итак, поплывем на льдине. Сегодня будет мой первый ночной дрейф.

6 августа. 2 часа ночи. Воздух +1,7°; вода +1,3°.

Проснулся от нехорошего треска. Льдина под лодкой раскололась, на одной ее части оказалась корма, на другой — нос. Кругом молочная пелена, видимость 20-30 м. Лед в постоянном и заметном движении.

Ветер очень сильный. Хватаю компас: все тот же норд-вест. Вчера я остановился как раз напротив высокого холма, а теперь он… Как же так? Знакомый силуэт этого самого холма оказался на расстоянии около полукилометра, только не позади, а впереди. Выходит, меня сносило назад. Вот тебе и желанные 10 миль в сутки на север!

Не буду утомлять читателя однообразным описанием собственных мучений. Практически я пробивался через лед Обской губы к морю еще не день-другой, а целых десять суток! По оценке специалистов картина выглядела так: «Губа забита плавучим льдом 9-10 баллов, постоянно густой туман, низкая температура воздуха».

Перехожу сразу к радостному событию: 15 августа я не только расстался с Обской губой, которую никогда забыть не смогу, но и обогнул по чистой воде Явай.

16 августа. 1. 30; воздух +2,5°; вода +2,5°. Видимость замечательная, ветер умеренный. В 2 ночи отмеряю первые метры морского пути.

Какую ожидать погоду в ближайшие сутки — не знаю, а потому принимаю благоразумное (осторожное) решение: плыть не на северо-восток, т. е. прямо на Диксон открытым морем, а на восток. Северный ветер при этом прижмет меня к острову Олений, за сутки должно снести примерно на 30 км. Во всех случаях должен проплыть в пределах видимости Оленьего, затем иду к острову Сибирякова — через пролив Овцына, а уж от его мыса Северный до Диксона останется чуть больше суток гребли. Таков мой план перехода в Енисейский залив. По прикидке моей получается, что в Диксоне появлюсь на четвертые сутки. А там будет проще — пойду вверх вдоль правого берега. Однако это пока только план!

Берег, постоянно удаляясь, скрывается. Кругом одна вода, волны небольшие. Главное — ни льдины. Уток не видно. Редко пролетит чайка. Временами тучи разрываются, появляется бледное солнце. Такая погода меня вполне устраивает.

За пять часов работы только с полчаса оторвал для отдыха и записей в дневнике.

На линии горизонта обозначился какой-то непонятный предмет. Долго я его разглядывал, и то, что в конце-концов усмотрел, повергло меня в состояние растерянности. Опять рушились все мои так хитро и осторожно составленные планы, опять я оказывался перед полной неизвестностью. Лед!!! Злой рок, неотступно преследующий меня: за мощным торосом — нагромождение льдин, а дальше — лед движется стеной, закрывавщей всю линию горизонта. Нечего и думать, чтобы попытаться обогнуть ледовое поле с северо-запада. Это уже морской лед. Огромные льдины сомкнулись так, то врядли между ними удастся нащупать разводья. Есть только горы торошеного льда.

Остается одно: спускаться по кромке льда на юг.

Опять — пропало солнце, навалился туман. Я возвратился в, казалось бы, ушедший безвозвратно мир Обской губы. Все сначала. Где и когда будет конец этого начала? Вместо того, чтобы грести на восток, «МАХ-4», прижатый к восточному побережью Явая, идет чуть ли прямо на юг, куда-то в Гыданскую губу.

И все же — не теряю надежды на удачу: может, удастся пробиться на восток, идя вдоль материкового берега? Как бы то ни было, надо нажимать!

18 августа. Удача: за большим ледяным массивом, после узкого, казалось бы, бесперспективного прохода открывается чистое водное пространство. Неужели конец ледовой эпопеи? Поле состоит из огромных толстых льдин. Притыкаюсь носом в трещину, выбрасываю на лед якорь, вылезаю и делаю снимки, надеюсь, последнего льда.

Итак, путь через Гыданскую губу, наконец-то, приоткрылся. Прокладываю курс на восток, беру чуть севернее — с поправкой на снос. До фактории Матюй-Сале на полуострове Мамонта около 8 часов хода. Туман.

Изредка встречаются мелкие льдинки, с севера идет много плавника — бревен. Удар об один из топляков послужил предупредительным сигналом, заставил быть внимательным. Самое страшное, если приподнятая волной лодка будет с размаху опущена на бревно, плывущее вертикально: разобьет днище.

Припоминаются несколько невеселых историй на эту тему. Однако осторожность осторожностью, а при напряженной гребле, сидя низко и спиной вперед на подвижном сиденье, много не усмотришь!

Ветер затихает, волна становится все раскатистей да и выше. По воде бегут пенистые дорожки. С северо-востока нарастает гул — гудит море. Знакомая картина: быть шторму! Надо бы подготовиться — упаковать вещи в целлофановые мешки, надеть гидрокостюм. Во время качки это будет сделать трудно.

Подумал, но не сделал. Съел банку консервированной курицы, подогрел и выпил чай, — гребу дальше: жаль упускать пока еще относительно спокойную погоду, хочется продлить редкие теперь минуты свободного движения, когда ты — хозяин своего курса.

Понемногу радостное ощущение скорости сменяется смутной тревогой, она завладевает всеми мыслями, сковывает, угнетает. Какое еще испытание приготовила стихия?

Около 16 часов — началось. Скорость ветра стала очень быстро возрастать. На волнах с шипением скручиваются гребни, волны все выше. Хорошо хоть, что ветер не прямо в лоб, а с борта!

Надеяться не на что. Убираю весла, начинаю, ползая на четвереньках по пляшущей на волнах лодке, герметизироваться и укладываться. Превращаюсь в водолаза: сажусь за весла уже в легком гидрокостюме.

За веслами — пять часов без перекура. Разыгралось не на шутку. Изредка пролетают стайки уток. Летят они или на запад, или на восток, т. е. туда, где берега.

Собственно говоря, давно бы пора показаться и берегу — полуострову Мамонта. Судя по карте, там есть речка; значит, должен быть поблизости и высокий участок.

Во время одного из прояснений на горизонте мелькнул над волнами бугорок. Уверенности, что это именно берег, нет. Заставляю себя не думать о земле.

Потом убеждаю себя в том, что даже если это и берег, то все равно — до него еще надо грести и грести, от того что его увидишь, его не приблизишь, а расслабляться рано. И все же очень, очень хочется увидеть берег! То и дело как-то непроизвольно оборачиваюсь, до боли в глазах всматриваюсь в то место, где, вроде бы что-то темнело. Ничего нет. Опять гребу. И снова всматриваюсь в горизонт. И проходит еще немало времени, прежде чем натренированный глаз уверенно улавливает среди волн едва заметное черное пятнышко.

Все в порядке! Курс правильный, еще сколько-то часов гребли — и я прибываю на факторию.

Стоило на какую-то долю уменьшиться напряжению — появилось чувство тошноты. Морская болезнь? Не должно быть, никогда раньше ей не подвергался. В 23.00 бросаю якорь на глубине 15 м — по-прежнему далеко от берега.

Залезаю под пленку, ложусь. Становится совсем плохо, выворачивает внутренности, на лбу появляется липкий холодный пот. Совсем не кстати такое состояние — раскисать нельзя. Ну, если отдых не помогает — за весла!

Наблюдая за лодкой и волной, работая, — отвлекся Стало лучше. Воздух +1,8°; вода +3,5°. Ветер около 20 м/c.

19 августа. Час ночи. Сумрак. Вокруг вздымаются волны. Стоит гул, шипенье. Гребу, с ног до головы облитый соленой водой. Хорошо, что захватил гидрокостюм!

Начался мой день рождения. Много раз приходилось встречать его в путешествиях на лодке, но чтобы одному и в такой обстановке, — никогда. Интересно, сколько же это дней я не видел ни души? Прикидываю, последний мой заход к людям — Нагарка, а вышел я этой станции 8 августа. Значит, 11 суток полного одиночества.

Не знаю как в тропических широтах, а в Арктике плавать одному — удовольствия мало.

В три стало светло. Видимость не очень хорошая, но вчерашняя горка видна отчетливо. Ветер слабее не стал, но изменил направление и дует теперь с пролива Олень-его — мне навстречу. При такой ситуации греби не греби — вперед много не продвинешься! Надо идти к берегу и выбрасываться…

Все чаще рушится вал, образуя бурлящие пенистые водяные массы. На море два цвета: белый — пены и грязно-желтый — воды. Мель. Вал становится круче, его срывает в лодку. Неожиданно открывается низменный берег, сколько хватает глаз — забитый бревнами. Волны разбиваются прямо о них, нет даже узенькой полоски песка для «мягкого приземления». Медленно пячусь кормой к берегу — только так можно избежать затопления лодки крутой прибрежной волной и сохранить возможность маневрирования в случае необходимости! Однако пристать некуда. Бросаю якорь, осматриваюсь.

Трижды повторяю эту процедуру, пока выбираю сравнительно спокойную позицию в непосредственной близости от черных блестящих бревен, устилающих сушу.

Распаковываю спальный мешок и, не раздеваясь замертво падаю на дно лодки, хотя она и на спокойном месте прыгает, что норовистый козел.

“«МАХ-4» прибыла на факторию Матюй-Сале в условиях шторма. Ветер 21 м/с. Метеосводка А. Зав. факторией В. Алабужев”. — Появилась еще одна отметка в маршрутной книжке.

4 сентября. «МАХ-4» — в районе Воронцово-Байкалово — после пересечения Енисейского залива. Дело сделано: Карское море за кормой. Настроение бодрое, хотя времени мало, а впереди до цели моего плавания — Дудинки — не менее 400 км пути. Заметим, пути — против течения, чем дальше, тем более заметного.

Ночую, стоя на якоре. Ветер такой, что опасался казаться на береговых камнях, если не удержит якорь.

Спать лег в брюках от гидрокостюма: в случае чего надо быть готовым к спасению лодки. Так и не смог как следует заснуть: каждый сильный рывок настораживал, а мотало до самого утра.

Забылся что-то после 5, а в 7.00 уже решил вставать. Под тентом было необычно светло. Сразу даже не сообразил в чем дело. Снег! Его только и не хватало для полного «комплекта сюрпризов». Температура воздуха 0°. По небу ползут рваные тучи. Ветер — свежий норд-вест. Очень неуютно в такую погоду одному в этих необъятных просторах!

7 сентября. Теперь уже пошли места, можно сказать, населенные. По рассказам, протока Проезжая должна вот-вот кончиться. Плыву под обрывистым правым ее берегом, прекрасно защищающим от все еще сильного ветра.

За небольшим поворотом открываются огни. У берега небольшое судно и несколько рыбацких лодок. Время позднее. Наверное, уже спят, а будить неудобно. Как раз,

когда я прохожу мимо судна, открывается дверь рубки и кто-то выходит: «Никак «МАХ-4»? Давай, швартуйся скорее…»

Итак, я снова среди людей!

Оказалось — промысловая экспедиция географического факультета МГУ исследует Туршинский перекат. Дело-то крайне важное. Из-за мелководья на перекате морские суда приходится гонять с неполной загрузкой. Норильский комбинат недополучает многие тысячи необходимых ему грузов. Так что игра стоит свеч, углубление судового хода сулит немалую экономическую выгоду.

— Читал в «Катерах» о путешествиях на «МАХ-4»,— говорит зам. нач. экспедиции Алексей Анатольевич Наумов, — но никогда не думал, что доведется встретиться в Заполярье. Так что — приятный сюрприз!

Вопросов задавали мне много. И все интересовались, не лунатик ли я, что плаваю по ночам. А утром Алексей Анатольевич — яхтсмен, мастер спорта, собственноручно опробовал ходовые качества «МАХ-4». Остался доволен.

Утром следующего дня за мысом Селянина увидел две каютные моторки, вытащенные на берег. По всему было видно, что экипажи после ночевки собирались в дорогу.

Подплывая, услыхал чей-то торжествующий голос: «Ну, что я вам говорил: конечно, это «МАХ-4»!» Встреча редкая и потому, вдвойне радостная: туристы севернее 71° встречаются с туристом! Оказывается, ходили они в Воронцово, а сами из Таймырского поселка Факел.

12 сентября. В 7.00 температура воздуха — 2°, а во второй половине дня так потеплело, что разделся до пояса. Интересно, начинал путешествие в теплый день и заканчиваю при такой же погоде!

Дудинский порт поразил обилием больших морских судов, стоящих на рейде, капитальными механизирован-ными причалами. В 21 час разыскал городскую лодочную станцию и вытащил «МАХ-4» на ее территорию.

Закончился еще один — 1500-километровый этап путешествия на веслах через нашу страну. Плавание 1978 года в одиночку по заполярной зоне продолжалось 52 дня, 40 из них были ходовыми. Несмотря на самые неблагоприятные метеоусловия и 200-километровую ледовую преграду, среднесуточная скорость продвижения составила 40 км.

Послесловия автора.

В заключение попробую ответить на «плывущие» все эти годы вместе с «МАХ-4» «зачем?» и «почему?». Тем более, что немало писем с такими вопросами я получаю и от читателей сборника.

Людям, далеким от спорта, трудно объяснить, во имя чего настоящие спортсмены «кладут свои молодые жизни» ради «никому не нужных» секунд, сантиметров или абстрактных очков. Но еще труднее растолковать, ради его все-таки стоит плыть на веслах в полярное море, лезть в горы, спускаться по бурным потокам.

Действительно, ради чего человек по собственному желанию идет навстречу опасностям и лишениям? Разве не проще пользоваться услугами, летать самолетами, отдыхать организованно?

Я думаю — ради самоутверждения. Важны дающие разрядку острые ощущения, однако еще важнее — возможность убедиться в том, что ты в форме, способен на что-то значительное. Рискованное плавание, требующее предельного напряжения сил, позволяет не только проверять себя в борьбе со стихией, но и выковывать свое я — свой характер, решительность, выносливость, волю.

Думаю, что помогает этому и непосредственное общение с природой: в таких условиях чувствуешь ее полнее и острее, а заряд бодрости получаешь громный, несоизмеримый с эффектом от пребывания в любом доме отдыха.

Я далек от мысли, что туристы — это супермены, своего рода каста всю жизнь занимающихся самоусовершенствованием и самоистязанием. У нас туризм получает значение всенародного хобби, все новые тысячи «самых обычных граждан» становятся туристами в настоящем значении этого слова. И давно замечено: то ли дым костра, то ли тяготы пути действуют благотворно, но, как правило, новички возвращаются из нелегкого для них первого похода не только поздоровевшими, но и изменившимися в лучшую сторону, познавшими силу товарищества.

И следующим летом им снова захочется пережить ту самую «мышечную радость» движения, о которой говорил академик И. Павлов. Станет потребностью снимающее любую усталость удовлетворение — от преодоления неизбежных препятствий, от новых встреч с вечно живой природой, с интересными людьми.

Мне много приходится выступать, ратуя за водный туризм. Плавания на «МАХ-4», за кормой которой уже 25 000 км, я считаю наглядной иллюстрацией к своим словам — агитацией делом, демонстрацией очень широких возможностей доброй старой гребной лодки, доказательством того, что путешествовать можно не только на «роскошно оборудованной элегантной» яхте или мотолодке с мягкими креслами, двигатели которой сжигают 25 литров бензина за час.»

            После прочтения этого очерка остаются двоякие впечатления, думаю, вы меня поймете. Смесь храбрости и безумства. А ведь история знает немало такого рода путешественников!