«Гуси, гуси — га, га , га…»
Е. Берестовский
«Гуси, гуси — га, га , га…»
В память о моих верных четвероногих друзьях
В современных условиях для большинства охотников, в особенности городских, охота на водоплавающую дичь, как правило, наиболее доступна и любима. Стоит только вспомнить сборы и переживания накануне открытия сезона и первую осеннюю зорю. Кряквы, шилохвости, широконоски, чирки, нырки, лысухи — вот обычный в этом случае набор птиц и плюс бекасы, неожиданно выстреливающие из-под ног где-нибудь в прибрежной полосе на мокром месте и на которых изведены горы патронов в попытках прервать их вихляющий полет. Мне тоже в свое время удалось вдоволь пострелять эту дичь на Куршском заливе в Калининградской области, однако все же с особым чувством ожидания смотрел я тогда в осеннее балтийское небо, где на недосягаемой высоте проходили армады казарок и треугольники гусиных стай, но, увы, такие птички были не по моим зубам. И вот я на Севере. Побережье Баренцева моря, Кольская тундра, жизнь в маленьком поселке. Грибы-ягоды под окнами. Полчаса ходу — и в море можно с азартом половить спиннингом треску, пикшу и сайду, ну а если уйти подальше в тундру, на озера и речки, то незабываемы сражения с кумжей, гольцами, хариусами и, конечно, с королевой северных рек — красавицей семгой. Одним словом, не край земли, а сказка для тех, кто понимает и ценит такое раздолье.
Охотничье поле в условиях гористой тундры весьма своеобразно. По сути своей — это очень зрячая охота, которая проходит преимущественно по принципу «высмотрел-подкрался», и уже сам процесс выслеживания и скрадывания дичи доставляет огромное удовольствие. Об охоте на зайцев-беляков, где без бинокля и делать нечего, мне уже довелось рассказывать, а вот на второе место по азартности и эмоциональному накалу я бы, конечно, поставил выходы за гусями.
В настоящее время охота на гусей на Кольском Севере разрешена и осенью, и весной. Основной весенний пролет этих птиц приходится обычно на вторую половину мая, но первые из них появляются тогда, когда в тундре еще много снега, только-только начинают распаляться болота и вскрываться мелководные озерки. Гуси летают чаще всего по 1-4 особи, однако на кормовых участках они могут собираться в кучу, которая, впрочем, легко затем распадается. Питаются сочной и нежной подземной частью болотных трав, выдергивая их из оттаявшей почвы. Прилетают они также на кормежку на морской отлив и на некоторые острова. Через эти места в массе летает только один вид гусей — гуменник.
Погода на Севере капризна и неустойчива, а потому, отправившись весной в тундру по теплу, надо быть всегда готовым к неприятным сюрпризам в виде мощного норд-оста со снежными зарядами или, того хуже, с ледяным дождем. Однажды я попал в такую кошмарную снежную бурю, что еле добрался до ближайшей «комфортабельной» — с печкой и дровами — лисьей засидки, устроенной на берегу моря, где мне потом пришлось почти сутки отлеживаться в ожидании хоть какого-то просвета и благодарить самыми теплыми словами охотника, поставившего эту избушку.
Охотиться на гусей по весне можно или из засидки, или поиском и скрадыванием. Чтобы познать все прелести гусиной охоты и испытать радость от удачного выстрела, надо попробовать и то и другое. Вот как это начиналось у меня.
Место для засидки нашел себе случайно. Как-то, когда весенняя охота на гусей была здесь еще запрещена, бегал я в начале лета на рыбалку и несколько раз спугнул их с мелководного озерка у самого моря и про себя отметил, что оно рано вскрывается ото льда, имеет прекрасную для кормежки болотину, прямо напротив — «их» острова, что Гусинцами прозываются. Да и в целом место показалось уж очень каким-то пролетным — озеро лежит в широкой низине, открывающейся к морю, где сплошным потоком снуют туда-сюда разные морские птицы. Рядом с приглянувшейся болотиной торчит каменный бугор, в котором я обнаружил просторную вертикальную расщелину. Обзор из нее прекрасный, все озеро лежит как на ладони, и лишь только сзади — мертвое пространство. Вот это место и стало моей засидкой, а безымянное прежде озеро было наречено Пролетным.
Через пару лет весеннюю охоту разрешили, и в ночь перед открытием поспешил я с собакой к заветному озеру. В ночь — это понятие, ориентировочное для мая на севере, поскольку господствует уже полярный день и над горизонтом светит яркое солнце. По пути спугнули несколько гусей с проталин на болотах. Жесткошерстный ягдтерьер Еж, а в обиходе Ежка, мой верный спутник и незаменимый помощник на охоте, при первых же криках встревоженных птиц с энтузиазмом побежал проведать старых знакомых. Кому-то слышится в их крике «га-га-га», но для меня он созвучен скорее с «ка-гак … ка-гак». Ага, вот одна пара подвернула в мою сторону. Присел, подождал, и они прошли над моей головой на расстоянии верного выстрела. А ружье находится пока в чехле, потому что «завтра» еще не наступило, и здесь, где тебя никто не контролирует и ты сам себе хозяин, срабатывает свое собственное, возвышающее тебя табу — не зря ведь считается, что истинная свобода — это осознанная необходимость.
К Пролетному подхожу скрытно, из-за горы, чтобы толком осмотреться, но себя не показать. Ежка — на поводке у ноги. Так, в бинокль вижу, что места здесь заняты согласно весеннему расписанию — с десяток гусей парами разбрелись по болотине. О том, чтобы подойти к ним незаметно, не стоит даже и мечтать, потому как вокруг облюбованного места — открытое пространство. Под недовольные крики поднявшихся птиц спускаюсь по снежнику к озеру. Оставляю вещи среди сухих высоких кочек у расщелины и иду к морю за дровами. Возвратившись, разжигаю костерок и готовлю чай. Пока закипает вода, сооружаю в расщелине удобное деревянное сиденье, кладу кусок доски под ноги, чтобы не мерзли, и привожу в боевое состояние свой МЦ-21-12. Одеваюсь потеплее — совсем не жарко, где-то возле нуля. Теперь есть время осмотреться. На середине озера застыла, зацепившись за камни, большая льдина, и по ней разгуливают серебристые и сизые чайки. Вижу пары плавающих и ныряющих морянок и гагар. Над морем нескончаемой чередой тянут гаги, бакланы и чайки. На противоположный заснеженный берег озера с пронзительным тирликаньем сел большой кроншнеп. Слышно, как периодически входит в пике бекас и «кашляет» лиса у ближних нор. Лепота… Попиваю чаек в ожидании долгожданного «завтра». Ха! Почти как в «Пиковой даме» — уж полночь близится, а гусиков все нет.
Но гусики, а с подачи моего друга Сергея только так теперь я их величаю, не заставили себя долго ждать. Из-за дальней сопки донеслось их кагаканье, и лихая тройка свалилась с небес, изготовившись к посадке. Ежка, до того мирно дремавший на сухой кочке, вскочил в боевой стойке, быстро сориентировался на голос и рванул к уже выпустившим «шасси» птицам. Видя приближающуюся собаку, гусики загоготали, но сели. Подпустив Ежку довольно близко, они с негодованием в голосе взлетели, зашли мне в тыл и пронеслись мимо так быстро и так близко, что выстрелить удалось лишь в угон и только раз. Удача сопутствовала мне: я попал, причем именно в того здоровенного гусака, которого выцелил, и он с ходу врезался в склон и кубарем скатился вниз. Этого первого своего весеннего гуся я запомню на всю жизнь. Потом были многие другие, но он все же остался первым. А в этот день Ежка гонял гусиков еще несколько раз, но неудачно для меня, поскольку летали они вовсе не там, где хотелось бы. И ближе к ночи, когда уже начинаешь расслабляться в подступающей сладкой дреме, он решил показать на что способен, устроив настоящий спектакль, в своем роде бенефис.
Пара гуменников пошла на посадку в отдалении от засидки, и Ежка привычно побежал с ними здороваться. Обычно гуси не боятся собак в той мере, как людей, а потому подпускают их довольно близко и могут перемещаться совсем недалеко. Эти попались уж очень смелые и начали доводить Ежку до истерики. С воплями и визгом носился мой ягд по болотине за удиравшими чуть ли не пешком птицами, и продолжалось это минут десять. Представление проходило в отдалении от засидки, и мне на галерке оставалось только наблюдать за происходящим в ожидании финала, сжимая ружье в дрожащих от волнения руках. В конце концов Ежка своей настойчивостью достал-таки гусиков, они перелетели на воду и поплыли от берега. Полаяв с обидой и помежевавшись малешко, собака решила открыть купальный сезон. Уж сколько Еж плавал за лапчатыми — не знаю, но очень долго по такой холодной воде, и я уже начал всерьез беспокоиться за него. Однако настойчивое преследование и нудное подвывание вконец доконали гусиков, они решили возвратиться на болотину и, пока из плавания не вернулось уже порядком поднадоевшее создание, малость пощипать травку в спокойной обстановке. Вот только с маршрутом у них промашка вышла… и теперь, конечно, приятно вспоминать тот прекрасный, без подранков, дуплет.
На засидке у меня не было ни единой возможности стрелять подсевших гусей. И не потому, что их спугивала собака — много раз Ежка был вынужден по команде сидеть за кочкой, нервно дрожать, но терпеливо ждать, пока птицы опустятся на землю. Все было тщетно, и я ни разу не увидел гусиков, расхаживающих ближе чем 70 шагов от засидки. И все, что мне здесь досталось, было бито влет, в основном с подачи моего четвероногого друга, о чем я ничуть не жалею.
Когда гусики плохо летают или устаешь от долгого сидения, то можно попытать счастья в поисковом режиме. Однажды, оставив Ежку на засидке Сергею, стал я подбираться к гусику, который сидел на длинном островке в 50 шагах от берега, на соседнем озерке, которое носит, с моей легкой руки, экстравагантное, но прижившееся в местных кругах, анатомическое название — «в промежности». Пришлось ползти вдоль ручья стометровку, стараясь при эхом не хлюпать по воде коленками и локтями, а затем, ужом извиваясь между кочками и вжимаясь в мокрый мох, преодолеть еще полета метров до торфяного бруствера у кромки воды. К битому гусику шел я в болотниках на цыпочках, но, увы, это не спасло ноги от затопления. Мокрый до нитки, я был все равно счастлив — с удачей ведь.
Много еще разных интересных моментов из гусиных охот можно было бы воскресить в памяти, но самым ярким воспоминанием для меня останется, пожалуй, тот эпизод, когда…
Однажды по весне пошли я, Сергей, наш общий друг Юра и, разумеется, Ежка на Пролетное озеро. Погода была прекрасная, и гусики активно летели с юга на север, накапливаясь в прибрежной тундре. И все же нам по пути не везло — перевидели много, но то высоко, то далеко, а когда близко, то пиф-паф и — мимо. На полпути — озеро Верхнее Харьюсовое, где лавливал я одноименных рыб весьма внушительных размеров с весом, зашкаливающим за килограмм. Поднявшись на горку и осмотрев окрестности в бинокль, мы обнаружили четверку гуменников, пасущихся на кочкарнике у большущей торфяной лужи в конце озера. Собака была тут же посажена на поводок, а мы, присев за скалой, устроили совет. Подойти к гусикам на выстрел невозможно, так как вокруг лужи простирается голый беломшаник. Поразмыслив, пришли к соглашению, что надо попробовать устроить засаду в расчете на удачу, а к честной компании, как водится, подпустить Ежа. Разделились. Мои напарники стали пробираться на конец горушки, поближе к луже, и устроились там невдалеке друг от друга, а я с моим четвероногим помощником, совершив обходной маневр и преодолев почти ползком кусок открытого пространства, спрятался за каменным бугром на расстоянии сотни шагов от кормившихся птиц. А у собаки нервы на пределе, сопит, как велосипедный насос, прекрасно понимая, что хозяин к кому-то крадется, но ветер-то дует от нас и информации ноль — запереживаешь тут. Так, вроде все готовы, можно начинать. И по команде «ищи» Ежка сломя голову вылетает на всеобщее обозрение.
Надо же, какие гусики сообразительные попались — замерли и ни гу-гу. Но не с тем шутки шутить затеяли. Ежка, зная, что никто не будет гонять его зазря, стал усерднее нарезать круги, постепенно расширяя зону поиска. Все ближе и ближе к цели. И одна из птиц не выдержала и гакнула — тут все и закрутилось. Гусики, вынужденные подняться на крыло, пошли, как это у них принято по весне, в облет, и этот круг почета оказался вдали от ожидавших их охотников. Но собака, по-видимому, все же привлекла их внимание, они решили повторить маневр, и второй заход стал для них роковым.
Гусики шли прямо на меня с небольшой скоростью и на малой высоте. Подпустив их на верный выстрел, я выскочил из-за укрытия и стал стрелять. Быстрый дуплет — и два гуся, сложив крылья, понеслись к земле. Третьего сбиваю прямо над собой, и он падает чуть мне не на голову. И почти уже заваливаясь на спину, успеваю выстрелом в угон достать четвертого. Вот это да!!! Первые мгновения после канонады я был ошеломлен невероятной удачей и находился в легком трансе. А когда пришел в себя, выяснилось, что надо бежать вдогонку за подранком, припустившимся на всех парах по направлению к морю. Первая же тройка была бита чисто. Да-а. Разве мог мечтать я тогда на Балтике, с безнадежностью наблюдая за пролетом гусей там, в поднебесье, что когда-нибудь у меня появится возможность реализовать такой шанс и в итоге не упустить его и выиграть всухую. И шут с ним, что уже никуда не надо торопиться, а пора зачехлять ружье, поскольку взял я на ночь глядя двойную гусиную норму — за сегодняшний и завтрашний дни. И пока мои товарищи охотились, — и надо сказать, что вполне успешно, — Сергей сползал к гусикам почти полтысячи шагов и взял пару одним выстрелом, а Юра, с подачи Ежки, дважды отличился на засидке, — я вдоволь выспался на чистом воздухе, наносил дров и покашеварил. Вот так оно бывало у нас с друзьями на охоте по весне.
А что же осенью? А вот осенью сложнее. Охота на водоплавающих открывается обычно в начале сентября или, что значительно реже, в конце августа. К этому периоду взрослые гуси уже перелиняли, а молодежь встала на крыло. Часть птиц уже откочевала к югу, да и оставшиеся совсем скоро покинут эти края. Вожаки формируют стаи и проводят среди новобранцев строевую подготовку. В отличие от весны, когда гусики ведут себя весьма неосторожно, в осенний период они очень строги и поднимаются на крыло за тридевять земель, сразу взмывая ввысь. Обитают гусики в это время преимущественно на песках, чистых вершинах и склонах сопок и питаются в основном вороникой. Как показала практика, устраивать засидки или пытаться подойти скрытно на выстрел в этих условиях совершенно бесперспективно. Где же выход? Выручают наблюдательность и, конечно, собака.
На осеннюю охоту за гусиками начал я ходить в тундру намного раньше, чем весной, так как последняя в то время была еще запрещена. Был у меня тогда жесткошерстный ягдтерьер Тишка, кряжистый, с большими мохнатыми бровями, усатый-бородатый и с чуть лохматой, волнистой шерстью. Много мы с ним исходили охотничьих троп на побережье Белого и Баренцева морей. Отличался он какой-то особой серьезностью в поле и настойчивостью в работе. Хорошо гонял зайчиков, был неплохой специалист по тетеревам и глухарям, умел куропаток из кустов под выстрел подставить и на искусственных норах работал что надо. Мог нырять и, позируя во время съемок Василию Михайловичу Пескову, известному нашему писателю, побывавшему на побережье Восточного Мурмана, доставал ради забавы морских звезд на мелководье. Приноровился Тишка и с гусями разбираться.
На открытие осенней охоты уходили мы в тундру к Третьему домику, что в 25 километрах от поселка. В том районе хорошо гнездятся гуси, и к отлету там собираются приличные стаи. Зная наиболее посещаемые ими места, а то и перевидя воздушные маневры, где старики муштруют молодежь, я, пользуясь рельефом, осторожно продвигался в их сторону, лучше с подветренной стороны. Когда мне везло и удавалось скрытно подобраться к севшим на отдых гусикам довольно близко, шагов за 200-300, Тишка обычно уже прихватывал их запах и я отпускал его к ним. Если стая была большая и много молодых, то в воздухе начиналась беспорядочная кутерьма и мне, пока все это воинство сбивалось в стаю, иногда удавалось сразить налетевшую птицу, и даже не одну. При хорошей погоде гуси по осени тренируются к дальнему перелету регулярно, а потом шансы на успех в этом случае возрастают. Надо только иметь крепкие ноги и нервы, так как приходится много передвигаться по горным закоулкам и терпеливо ждать появления дичи в пределах верного выстрела. По опыту могу сказать, что осенний гусь достается значительно труднее весеннего.
От Тишки охотничья эстафета перешла к Ежке — его копии по облику, но с более возбудимым характером. На гусиков мы с ним начали ходить по осени тем же манером, что и с его предшественником. Быстро переняв эту нехитрую науку, он стал затем таким же незаменимым помощником на гусиной охоте и не только на ней.
Печально, но — увы — прошли те времена. Институт, где я работал, перевели в большой город, а поселок, который раньше существовал ради него и за его счет жил, стал быстро умирать, и совсем скоро все будет кончено. Охотничьи домики, поставленные в окрестной тундре, остались без топлива, завозившегося ранее силами и техникой института, и без ремонта начинают постепенно разваливаться. Гремят в течение всего года выстрелы за сопками, малопохожие на гладкоствольные, и валяются то там, то сям оленьи шкуры и кости. Все пришло здесь в упадок — и быт, и нравы.
Остались лишь воспоминания о том радостном времени, о друзьях, что разъехались теперь в разные стороны, о вольготной охоте с ружьем, удочкой и лукошком. И, конечно, о моих надежных и верных четвероногих помощниках. Грустно, но никого из них уж нет со мною рядом. Давно не стало Тишки, в расцвете сил нашедшего свою погибель под гусеницами вездехода. Сгинул неизвестно куда Ежка, оставленный мною на период длительной морской экспедиции на пограничной заставе и подаривший мне перед этим, как бы на прощание, изумительную по впечатлениям охоту на куропаток. Меня жизнь тоже поставила перед нелегким выбором, но как бы в дальнейшем ни сложилась моя судьба, я всегда буду мысленно возвращаться в эти благодатные места, к тому, что мне было так дорого и любимо. Вот только хватит ли у меня духу снова когда-нибудь оказаться здесь с ружьем и побродить по тем местам, где все напоминает о безвозвратно утраченном и где меня всегда сопровождали мои верные четвероногие друзья — Тишка и Ежка.
«Охота и охотничье хозяйство № 4 — 1997 г.»
