БИКИН.(22)
Выбираясь с Бикина. Встреча с промысловиками. Двойная удача.
Пока вновь не пошел снег и есть запас светового дня, надо идти вперед. До свидания Бикин, мне пора. Спасибо за то, что первичная разведка смогла стать интересным продолжительным путешествием.
По пропилам и едва заметному под подтаявшим снежком следу, уходя от реки, постепенно поднимаюсь вверх. Пробивая дорогу, эти люди старались максимально использовать пологие терассы. На одной из них, в двадцати метрах от меня, вскакивает с лежки изюбрь и, гремя рогами по ветвям, резво скрывается в лесу.
Свежий пропил вскоре сменяется заброшенной лесной дорогой. Попадается и пара давно не используемых ответвлений. Если бы не видный пока след, каждое из них заставило бы задуматься о выборе дальнейшего пути.
Ночую в лесу, поставив палатку и запалив рядом с ней нодью. Благо сейчас уже можно не бояться стать причиной пожара. Немного потеплело, ночью падает мокрый снег. Похоже, что Бикин не хочет меня отпускать, решив засыпать путеводный след. Разберемся, утро вечера мудренее.
Утром, отряхнув от снега и упаковав в рюкзак сырую палатку, продолжаю путь по красиво заснеженному лесу. Следов тигра и медведя не попадается и это уже неплохо. Плохо то, что если снегопад затянется, и снега выпадет много, это скажется на скорости и качестве движения. А его может выпасть разом и по пояс. При таком раскладе вполне реально и зависнуть в положении ни вперед, ни назад на весьма неопределенное время. Потому иду максимально возможно быстро, отвлекшись лишь на то, чтобы взять на бульон из слетевшего от ручья выводка, одного рябчика.
Когда схожу за ним с дорожки, вижу следы подкрадывавшегося к рябчикам соболя. Похоже, я испортил ему охоту.
- Извини брат, мои припасы уже на пределе.
К полудню, изрядно промокнув, и устав, бредя по колено в снегу, уже раздумываю об устроении для отдыха и просушки, бивуака, когда удачно выхожу к развилке со стоящей на ней избушкой. Вот уж действительно вовремя. Растопив печь, сушусь, греюсь, пью крепкий чай. Удивительно, как этот напиток способен восстановить силы.
Тем временем кончается и снегопад. От избушки одна из дорог уходит на восток, другая - на запад, круто вверх. Но, поскольку дорожки здесь не прямые, а так как удобнее, моей может оказаться любая из них.
Чтобы определиться, приходится спуститься по первой к броду через речушку. Сделав вывод, что машина здесь не проезжала давно, свое путеводной дорогой выбираю вторую.
Эта дорога идет по склону горы. И она уже явно не самоделка. Чтобы пробить её здесь, когда-то использовалась серьезная техника. По её краям попадаются пни и еще живые кедры, со специально стесанной на погибель дерева корой. Это значит, что периодически кто-то заезжает сюда не только на охоту и рыбалку.
Пересекаю речку Тавасикчи, с пепелищем сгоревшей избушки и вырезанными на стволах деревьев угрожающего вида масками. Похоже это следы противоборства защищающих Бикин аборигенов и неуклонно подступающих к их угодьям городских и поселковых.
Следов пересекающих дорогу почти нет. Видимо вся природа вокруг затаилась в предзимье, привыкая к белой тропе.
Проходя мимо обширной гари на склоне справа, вижу сначала след пересекшего дорогу кабана, а затем и его самого, шумно сорвавшегося с лежки рядом с дорогой. Отбежав метров на тридцать, он стоит, шумно втягивая морозный воздух, хорошо видимый мне в прогале захламлённой низины. Посмотрев на него и представив аппетитное жаркое, продолжаю путь. Сейчас нет времени с ним возиться, да и неправильно губить зверя, чтобы взять на еду лишь два-три килограмма мяса.
Уже в сумерках останавливаюсь на ночлег у скинутых кем-то на обочине огромных кедровых чурбаков. Они, конечно, подмокли, но топор и опыт помогают распалить меж них костер. Постепенно они подсохнут и будут гореть всю ночь. Ставлю палатку и готовлю ужин.
Рябчик, горсть риса, немного специй и можно расслабиться, наслаждаясь вкусной едой. А ночь, судя по высыпавшим на небе звездам, предстоит морозная.
Чтобы нормально выспаться и восстановить силы, использую все ресурсы. Как следует просушившись, в спальный мешок залезаю, одев сухие шерстяные носки, а на себя пуховик. Вместе с бутылкой с горячей водой в ноги и покрывалом поверх спального мешка из куска палаточной ткани, - это заметно повышает морозоустойчивость.
Сплю крепко и, выспавшись, поднимаюсь перед рассветом. Надо максимально использовать световой день для движения. Стороны обращенных друг к другу чурбаков жарко тлеют. Нескольких отколотых с их краев крупных щеп хватает, чтобы возобновить костер. Мороз явно за минус десять, плюс ветер. До рассвета еще полчаса.
Медленно просыпаюсь, потягивая горячий крепкий чай, когда вначале слышу надрёвный шум мотора лезущей на косогор большой машины, а затем вижу вынырнувшие из снежной круговерти фары. Вот уж действительно неожиданность. Сигналю налобным фонарём, и вскоре рядом останавливаются два лесовоза. Выбравшиеся из них люди явно не трезвы и настроены недружелюбно.
Окружив меня у костра, начинают с обычных расспросов.
- Кто такой, откуда идёшь, что делаешь здесь?
За разговором выясняется, что они охотники, забрасывающиеся таким образом на промысел. Сейчас едут на Бикин, чтобы наловить рыбы для капканных приманок.
Вижу, что поначалу мои объяснения, лишь усиливают недоверие. Как я понимаю, они принимают за меня за охотника за дармовой коноплей. То есть, за забравшегося в их мир бича и наркомана, который может и разграбить избушку, и сжечь её.
В начале сезона самое страшное для промысловика застать на месте своего зимовья пепелище.
Ситуация крайне напряженная. Постепенно от «тебе жить осталось, пока костер догорит» и «наливай ему кружку спирта, сейчас разберемся», разговор смягчается. А когда находятся и общие знакомые, после уточняющих вопросов, когда и где я был, всё становится на свои места. Лишь один самый нетрезвый из них, все порывается со мной «разобраться». К счастью, решающее слово не за ним, а за хозяином этого участка и зимовья на нем. Которое, как оказалось, было всего в двадцати метрах от места моего ночлега. Как я мог его не заметить? Впрочем, с устатку, в сумерках, в заснеженном лесу это не сложно.
Мужикам трудно понять, как городской человек может ходить и вполне нормально жить, а не выживать в их тайге, что я могу нормально выспаться и восстановить силы в палатке в пятнадцатиградусный мороз, но факт остается фактом.
Пьем чай, перекусываем. От эквивалентной стакану водки дозы спирта отказываюсь, объяснив, что собираюсь весь день идти. Но, грамм тридцать пригубить, «чтобы не обидеть», все же нужно. В некоторых ситуациях это как тест на «свой-чужой».
Роман, хозяин этого участка, интересуется, чьи следы встречались мне по пути от реки. Узнав, что по таежному закону я оставил из своих «излишков» в избушке, где сушился накануне, пачку чая и пачку сигарет, говорит дальше со мной почти на равных. Подсказывает, сколько мне осталось идти до лесовозной дороги, где и как можно срезать часть пути.
Роман удивительно похож на актера Сергея Векслера. То же лицо, манера говорить. Прежде чем отправиться дальше, он предупреждает меня, что где-то в этих местах хребта Боголадза, обитает беглый человек. Сам он его не встречал, но чтобы знать о том, что в горах чужой, достаточно уметь читать следы.
Роман предлагает составить им компанию на рыбалке и через неделю выехать на лесовозах, которыми они забрасываются. Мне было бы интересно пообщаться с ними подольше. Даже по оброненным обрывкам фраз можно узнать многое, о чем здесь не принято говорить при посторонних. Но, принимая во внимание их стратегические запасы спирта и понимая, что уже через три дня эта дорога может стать, мягко говоря, труднопроходимой - вынужден отказаться.
От необходимости всегда быть начеку накопилась усталость и хочется выбраться побыстрее. За сегодняшний день надо дойти до лесовозной дороги. До нее еще крутой перевал, и чуть более двадцати километров.
Натужно гудя, лесовозы переезжают промывшую дорогу речушку, и вскоре их гул растворяется в глушащем всякие звуки снегопаде. А мне надо спешить, пока поваливший густо снег не присыпал так удачно освеженный ими для меня след.
Тушу снегом костер и в путь. Теперь уже по горам, обвивая и медленно поднимаясь по которым, дорога идет к перевалу.
Проходя здесь, машины насторожили зверье инородным вторжением в окружающую тишину мощным ревом моторов. Для моей безопасности это дополнительный плюс. Потому как теперь зверье, возможно, и меня тоже воспринимает как часть этой побеспокоившей их мощной силы. А не как одинокого странника, который при удобном случае может стать добычей.
Судя по крепнущему морозу, медведи уже должны были залечь в дупла и берлоги. А у тигров, которым неглубокий снег - лишь помощник на охоте, добычи хватает и без меня.
По распадку вдоль реки, любуясь открывающимися пейзажами, поднимаюсь в гору. В стволах дробовые патроны. Чтобы не упустить возможность попутно добыть рябчика. Риса осталось на один раз сварить. Со специями и долькой чеснока его можно приготовить и так, но с бульоном и нежной мякотью рябчика и вкуснее, и сытнее. Радуюсь своей предусмотрительности, когда от журчащего по камням ручья сначала вспархивает на дерево и почти сразу слетает рябчик. Достаю его влёт вторым выстрелом. Гулкое эхо разносится по делящемуся на три рукава распадку.
Убирая птицу в клапан рюкзака, натыкаюсь взглядом на следы пересекшего дорогу поперек медведя.
Ружье не заряжено, а мишка где-то рядом, и с большой вероятностью неправильный. Снег валит густой, след едва присыпан, значит, зверь прошел здесь буквально передо мной. Снегопад глушит звуки, ветер боковой, значит, меня на подходе он не мог услышать, и учуять. По прогревшейся на ходу спине прокатило холодком.
Если это зверь, по каким либо причинам не набравший жира на зимовку, представляю, что здесь могло произойти, если бы он заранее узнал о моем приближении. Выкатился бы из засады в густом ельнике, я бы и разглядеть его толком не успел бы.
Вниз по ручью, куда уходит след, до ближних кустов метров пятнадцать. А вторая стреляная гильза не как не хочет вылезать из патронника. Выковыриваю ее ножом, вкладываю в патронник заряженные пулями патроны и быстрым шагом, держа ружье наготове, поднимаюсь по дороге в гору. Чего-чего, а воевать с шатуном мне совсем не хочется. Особенно сейчас, когда до дороги, по которой ходят лесовозы, где сейчас для меня уже «большая земля», остался день пути.
Отдохнуть и перекурить останавливаюсь только там, где хотя бы метров на десять вокруг есть обзор. Дорога поднимается к перевалу зигзагами. И на каждом её повороте я всё еще на том же, поросшем густым лесом, склоне. С верхней террасы, как со смотровой площадки, открываются захватывающие дух виды на тянущийся здесь с запада на восток хребет. С северной его стороны, на скальных склонах, - заснеженные ели и возвышающиеся над ними кедры.
С одной стороны этого хребта, дикий мир, простирающийся меж гор, вдоль берегов Бикина. По другую сторону хребта - другой мир и другая тайга, вдоль и поперек изрезанная лесовозными дорогами. Где на делянах ревут бензопилы, превращая кедр, дуб и ясень в деньги.
Самое время сварить чайку да немного передохнуть. Еще немного и перевал, от которого дорога пойдет уже под гору.
Под гору идти получается заметно быстрее. Дорога эта давно брошенная, и спуски местами такие что удивительно, как по этим камням сюда вскарабкались лесовозы.
В начинающихся сумерках в подсказанном Романом месте срезаю путь и, перейдя моховое болото, раздвинув ветви елей, выхожу на лесовозную дорогу. Я повидал их немало, но такой еще не приходилось. Этой «лесовозке» позавидовали бы и иные из федеральных трасс. Широкая, хорошо отгрейдированная и даже с километровыми столбиками.
Силы на исходе, мороз крепчает и не хочется никуда идти, но Роман говорил о какой-то сторожке в шести километрах отсюда, где отдыхают, пережидая непогоду, водители. Иду её искать.
Время от времени, кажется, что я слышу приближающуюся издалека машину, но ожидаемое в очередной раз оказывается отражением звуков шумящей внизу реки. А сторожки все нет и нет. Уже в темноте выхожу на развилку, где дорога «раздвояется». Оба рукава одинаковой ширины и одинаковой укатанности. По какому идти, неизвестно. Это значит, что надо разводить костер и ставить палатку здесь.
Сняв с плеч рюкзак, решаю пройтись налегке по одному из ответвлений и, отойдя на полкилометра, издали слышу действительно приближающуюся машину. Запыхавшись, едва успеваю добежать до рюкзака и развилки, когда из за увала показываются фары.
Не надеясь особо, что кто-то захочет ночью остановиться у неизвестного с ружьем, все же поднимаю руку. И, о чудо, машина останавливается. За рулем лесовоза удивленный молодой парень. Диалог постараюсь передать максимально точно.
- Привет! Далеко едешь?
- Домой.
- А дом где?
- В поселке.
И все это парень отвечает спокойно, я бы даже сказал флегматично. Стараюсь не спугнуть его.
- А поселок как называется?
- Восток.
- Захватишь?
- Садись.
Большое «Уффф…» я сказал уже про себя, когда я сам и рюкзак расположились в теплой кабине. На улице уже точно за минус двадцать.
Водителя зовут Сергей. За подвоз презентую ему рябчика. Еще с полчаса я беседую с ним, а потом тепло кабины смаривает меня и я засыпаю.
Через шесть часов, в два часа ночи, въезжаем в поселок Восток. Здесь о моем возможном появлении уже предупреждены родственники моей знакомой.
После того меня признали и впустили в дом, посмотрел на себя в зеркало, то второй раз за эту ночь удивился. Небритый, страшный, пахнущий костром. Многие бы очень сильно подумали, впускать ли такого в дом ночью.
Если бы не две подряд удачи, не знаю как у меня хватило бы сил разжечь нормальный костер и благополучно пережить в лесу эту морозную ночь.
Спасибо этим и другим помогавшим мне в пути людям.
Да не оставит и впредь меня «Тот, кто меня бережёт».
Теперь понятно. 
