Чем богат....

[стрелец]

Сил Вам и Здоровья для продолжения путешествий ... Николай .

Спасибо, взаимно!
В Краснодарском крае на побережье тоже бываю, обычно в сентябре.

[стрелец]

"ИНДЕЙЦЫ" ВЕРХОЯНСКИХ ГОР.(2)
Иван говорит мне, что я хорошо хожу. Это не только о моих ходовых качествах в горах, но и о способности вполне комфортно и самодостаточно жить в дикой природе. Для меня это высокая оценка знающих в этом толк людей. Он одобряет мою экипировку. Хвалит как удобный и вместительный, «… можно утащить целого барана…», мой девяностолитровый рюкзак. Особый интерес вызывает мое походное ружье, легкое и универсальное. Мне комфортно с ними, мы хорошо понимаем друг друга.

Уже через пару недель они будут перегонять оленей с этого места, называемого ими Детхен, на другое стойбище ниже по реке, в место под названием Ковальдхи. Спрашиваю его, как же они будут собирать по горам свое почти двухтысячное стадо. Иван отвечает, что когда пройдет гон, олени соберутся сами. Мол, они сами знают время, когда надо идти вниз. Говорю ему, что, поднимаясь к ним вдоль их стойбищ, не видел следов медведей.
- Нет, - говорит, - все равно есть.
С его слов, если медведь появляется поблизости, его стараются прогнать, если пытается разорять лабазы или гонять оленей, делают засидку и отстреливают.
На ужин запеченные кусочками тарбаганы и баранина.
Пахнут очень аппетитно, но вид их голов с выдающимися вперед резцами отбивает желание полакомиться эвенским деликатесом. Из вежливости пробую маленький кусочек и принимаюсь за баранину. За чаем с голубичным вареньем Иван, улыбаясь, то ли всерьез, то ли в шутку, предлагает мне остаться у них оленеводом. Смеюсь в ответ, что соглашусь только на должность председателя их общественного хозяйства.
Летом у них действительно хорошо: охота, рыбалка, починка зимней утвари.
Спрашиваю, как и где они живут зимой в пятидесятиградусные морозы. Иван отвечает, что в этой же брезентовой палатке, только на нижнем, ближнем к дороге пастбище. Избушки там я не видел и похоже он не шутит. Говорит, что сухих дров на ночь запасают больше и топят на ночь печку лучше. Спрашиваю, топит ли кто-то из них печь всю ночь. Оказывается, что нет, все спят. Чаю, говорит, на ночь пьем одну кружку, чтобы не вставать ночью в туалет.
- Нормально, - говорит,- тепло
Набегавшие изредка тучи исчезли, и погода окончательно прояснилась. Несмотря на то, что днем на солнце еще тепло, вечером, едва солнце закатывается за горки, сразу примораживает, и трава под ногами начинает хрустеть. За пару ночей все в низинах и на склонах изменило свой цвет с зеленого на оттенки желтого и красного.
На следующее утро за Моисеем и Леной опять никто не поехал.
Дима и Николай уезжают верхом на оленях вниз по распадку, чтобы перехватить и завернуть ушедшую туда накануне по склону часть стада. Пока собираюсь и спускаюсь к ним, они уже выгнали оленей на наледь и, выбраковав, забили одного из них на мясо.
Говорят, тот в горах сильно повредил себе ногу. Другие олени равнодушно стоят неподалеку и не выражая никакого беспокойства смотрят на то, как разделывают их собрата.

Мясо, расфасовав по мешкам, кладут в холодный ручей под цинковое корыто, придавив сверху грузом. Это вместо холодильника.
Шкуру растягивают прямо на мху, прибив по краям деревянными колышками.
Иван и Сергей готовят грузовые седла и переметные сумки для мяса и груза, который повезут олени.
Я тоже собираюсь в обратный путь. Иван спрашивает, готовить ли для меня оленя с седлом. Пробую проехаться на олене верхом. Это не так просто как кажется и совершенно непривычно. Вначале закидываешь на верховое седло одну ногу, потом, опершись на палку, закидываешь в седло и все тело. Левой рукой держишься за повод, а правой погоняешь и направляешь оленя палкой. Движение на олене очень неровное, сидеть в седле без привычки неудобно. А еще жалко оленя, который, как мне кажется, прогибается от моего веса. Смущают качающиеся впереди большие ветки рогов. Один неосторожный поворот головы с рогами и, при движении по горам, запросто можно слететь на камни, а то и вовсе со склона.
У эвенов есть отработанные способы, как из полувольного оленя сделать верхового, грузового или пригодного для того, чтобы тащить нарты. В основе их жесткая и даже жестокая, на первый взгляд, ломка воли почти дикого животного, когда оленю приходится подчиниться, чтобы выжить. Так же как охота и рыбалка - это здесь естественная необходимость для того, чтобы выжить самим.
Закончив готовить сумки для груза, Иван перевоплощается в парикмахера и приводит в порядок шевелюру брата Николая.
Тем временем, его жена готовит вкуснейшее блюдо из промытых оленьих кишок. К вечеру на стане появляются еще два парня с Ючугея, пришедшие сюда, как и я, от дороги пешком. По их словам, - «Отдохнуть на недельку». Один из них похож на звена, другой точно якут. Несмотря на внешнюю добродушность, взгляды исподволь острые, испытующие. Не сомневаюсь, что это, так сказать, специальные люди, чтобы посмотреть на пришлого человека, то есть на меня. Несмотря на, казалось бы, большие и безлюдные расстояния, путешествовать инкогнито здесь почти невозможно. Да и у эвенов в бригадах, наверняка, установка сообщать на центральную усадьбу о любых встреченных ими пришлых людях. Мне нечего скрывать, и потому такое внимание меня не напрягает. За ужином парни, не спеша, под мясо распивают принесенную ими бутылку водки. Иван и Николай не пьют. Мне, как гостю, тоже предлагается выпить. Пригубив, отказываюсь, оставив это угощение тем, для кого оно важнее.
Иван вспоминает о завозимых к ним турфирмой из Якутска при посредстве председателя, туристах. Он со смехом рассказывает, как проснувшаяся утром в палатке чернокожая американка, руки в боки, вылупив глаза, смотрела на то, как Валентина Моисеевна, крутя ручку динамо-машины, выходит по рации на связь. А потом выдала на русском, растягивая, с акцентом, слова: «Интерееесная машина…».
Утром завтрак с олениной и деликатесом – костным мозгом из охлажденных на наледи, раздробленных оленьих костей. По вкусу это напоминает нежнейший сливочный крем только более плотный. После завтрака неспешно собираемся и отправляемся в путь.
Отклонив мои возражения, в дорогу мне пакуют чай, сахар, лепешки, сырую и сушеную оленину и баночку с «якутским» сливочным маслом. Говорят, дорога есть дорога, пригодится. Приглашают приезжать к ним еще. Иван едет с нами проводить нас до перевала.
Подъем на перевал не назовешь легким, надеюсь, что дальше, под гору, будет легче. По крайней мере, Иван говорит, что дальше идти будет проще. Прощаемся с ним на перевале.

За несколько дней здесь я сроднился с этими людьми, живущими естественной, искренней и понятной жизнью. Людьми, ничуть не чувствующими себя ущербными от отсутствия многих привычных нам и, казалось бы, необходимых для «нормальной» жизни благ. Глядя на спокойную и размеренную жизнь этих людей, отчетливо понимаешь, что никакие «блага» не стоят того, чтобы ради них растрачивать свою жизнь, меняя ее на деньги или другие искусственно навязанные нам ценности, незаметно и почти неизбежно загоняя себя в замкнутый круг.
Не дойдя засветло до трассы, в сумерках останавливаемся на ночлег. Среди пихт, на камнях, укрытых мхом, непросто выбрать ровное место под палатку. По склонам кто-то бродит. Оказывается, что это олени оленеводов из Тополиного, пастбища которых начинаются по эту сторону перевала. Разжигаем костер, варим оленину, пьем чай. Николай рассказывает, как на таком же привале на их приятеля, спустившегося на двадцать метров вниз к ручью почерпнуть в котелок воды, напал медведь. Тогда его еле отбили, напугав зверя выстрелами в воздух. Рассказал, что его двоюродный брат погиб под медведем, что его отца задрал медведь. Помолчав, добавляет, что тот «все равно старый уже был». А еще он рассказывает, как по устоявшемуся мнению тоже раньше считал, что взрослые медведи утрачивают способность лазить по деревьям, и как переменил свое мнение, своими глазами увидев, как крупный медведь мгновенно взобрался на высокую пихту, чтобы скинуть оттуда медвежонка, которого потом съел. Одна голова, говорит, осталась…
После таких рассказок я в очередной раз осознаю, что все доведенные до обыденности и автоматизма меры предосторожности в путешествии здесь не были перестраховкой.
Когда Николай и Дима уходят спать в свою палатку, я еще долго сижу у костра, пью чай и прощаюсь с этими горами. Скорее всего, это моя последняя ночевка здесь. Жду, когда полная луна поднимется из-за гор, залив своим светом склоны. Но сон смаривает меня и, не дождавшись совсем немного, ухожу.
Ночь морозная. Чтобы спать в тепле, беру в спальный мешок пластиковую бутылку с горячей водой и накрываю спальник сверху куском палаточной ткани. Несмотря на все ухищрения, под утро дрожу крупной дрожью, ища в спальном мешке «теплый угол» и напевая «…пора возвраащаться…» из «Юнноны и Авось». Этой ночью в конце августа было больше десяти градусов мороза.

Утром, спустившись на пять километров, выходим из гор в долину реки Кюбеме. Здесь расстаемся. Николай и Дима уезжают на оленях вправо, где их ждут юные оленеводы, мне же короче выйти к дороге напрямик, через низину.

Добравшись до трассы, перевожу дух и даю зарок в этом году больше не путешествовать далее, чем километр от дороги.
Отжав намокшие после брода через реку портянки, собираюсь подняться в подъем и уже там дожидаться попутную машину, но не успеваю. Нагнавший на подъёме Камаз, останавливается и подхватывает меня с собой. Водитель говорит, что едет до Алдана и готов подвезти прямо до туда. А там уже есть железная дорога, там цивилизация… Но мне еще надо в Хандыгу, где у приятеля осталась часть моих вещей.
У деревянного моста пока ждали дорожников, менявших прогнившие доски и брусья, переодевшись в чистое, складываю в сторонке превратившиеся за два месяца почти в лохмотья дорожные штаны и шерстяные портянки. Путешествие кончилось.Теперь это просто дорога.

[Николаевна]

Спасибо за интереснейшие отчеты и прекрасные фото!Ждём новых рассказов.
Удачи вам!

[стрелец]

Спасибо за интереснейшие отчеты и прекрасные фото!Ждём новых рассказов.
Удачи вам!

Спасибо за добрые слова! Поделюсь, чем богат..

[стрелец]

БИКИН.(1)
Вхождение в Бикин.

Подвезший меня лесовоз ушел туда, где уничтожается уссурийская тайга, превращаясь просто в деньги. Шум двигателя растворился в лесу, и путешествие, о котором я мечтал с детства, началось. Теперь в моих планах прогуляться к верховьям Бикина. Того самого, который за девственность окружающей его природы и большое количество проток называют Русской Амазонкой, по которому спускался сто лет назад Арсеньев со своим проводником Дерсу Узала, где сейчас самая большая в Приморье популяция тигра. Хочу пройтись неспешно, один на один с здешней тайгой и с ее обитателями. Каждой частицей своего существа, впитывая в себя этот мир, неведомый за каждым поворотом, где каждый шаг в неизвестность. Сколько продлится мое путешествие решать не мне. Это как позволит погода, и другие неведомые мне пока, обстоятельства.
Вскинув на плечи рюкзак, не пройдя и километра, вижу сбоку от дороги свой первый в жизни тигровый след. Отпечатки на влажной обочине свежие, скорее всего ночные, размером с десертную тарелку. Ощущения разом обострились. Теперь, вне всякого сомнения, я нахожусь в местах, где присутствие тигра обыденная реальность. Чуть больше десяти лет назад именно в этих местах было два нападения тигра людоеда на человека. Того тигра чудом отстреляли но, судя по следам, есть здесь и другие. А с появлением дороги, добавилось и людей, способных, увидев тигра, со страху, или по дурости, выстрелить в него, сделав подранка ненавидящего человека. Я невольно обернулся и осмотрелся по сторонам. Дорога пуста, а по ее краям плотной стеной лес.

На первый взгляд обычный, но след тигра более чем красноречив.
Я живо представил себе, как ночью, укрывшись от лунного света в тени деревьев, мощный зверь бесшумно шел вдоль дороги, которая его раздражает вторжением в его мир людей с их техникой и чуждыми ему запахами. Но в дороге были и свои плюсы. Она давала ему новые возможности в добыче пропитания. На дороге проще, чем по шуршащей дубовой и ясеневой листве, передвигаться совершенно бесшумно. Здесь можно почти мгновенно, на мягких сильных лапах настигнуть пересекающих дорогу или оказавшихся рядом с ней косулю, кабана или изюбря.
С другой стороны, здесь, как и на других изрезавших уссурийскую тайгу дорогах, он и его собратья больше, чем где-либо, рискуют попасть под выстрел. Известно, что чаще всех в Приморье тигров видят именно водители лесовозов.
Пока проходил оставшуюся до моста через Бикин часть пути, мимо прошуршало несколько джипов. Строящаяся дорога Хабаровск-Находка открыла слишком легкий доступ к заповедной реке. Не доходя моста, справа небольшая база. Около нее более двух десятков машин. Здесь за некоторую плату можно оставить свой транспорт, нанять бат с мотором и проводниками или уйти вверх по реке на своей лодке. То, что сейчас называют батом, это большая плоскодонная грузовая лодка, сделанная из пяти широких досок.

Раньше к своим охотничьим участкам удэгейцы добирались на настоящих батах, выдолбленных из стволов гигантских тополей, что называется на шестах, отталкиваясь ими от дна. Теперь лодки оснащены мощными японскими моторами, а хозяева их подрабатывают в сезон, возя вверх по реке рыболовов-туристов. Несмотря на высокую цену, спрос на услугу есть. И деньги эти, к сожалению, меняют здешних «лесных людей» не в лучшую сторону.
В последние годы, с появлением этой дороги, народ на Бикин просто хлынул. Надеюсь, мне удастся добраться до таких мест, где дикую природу уссурийской тайги можно будет увидеть и ощутить такой, какой я ее себе представлял с детства.
На самом деле, по-настоящему дикий мир оказался совсем близко. Не доходя моста через Бикин, спустившись с дорожной насыпи, я нырнул в него словно через окно, за которым другое измерение. Всего пару минут назад на залитом солнечным светом склоне, склонив голову, меня с любопытством рассматривал рябчик. Как будто спрашивая: «А знаешь ли ты, что тебя ждет?»

Теперь же над головой густая крона островной, изрезанной большими и малыми протоками поймы реки. Несмотря на то, что с основного русла, которое в сотне метров, доносятся голоса стоящих там лагерем рыбаков, лай собак, здесь уже все серьезно. Подтверждением - метнувшийся в сторону из густого кустарника прямо передо мной крупный зверь. Кто это был, разглядеть не успел. Лезть через колючий кустарник, чтобы определить это по следам, желания не возникло.
Продвигаться удается медленно. Там где это возможно, иду по обмелевшим, узким протокам. Местами их русла, словно выложенные камнем дорожки, но мешают попадающиеся на пути вязкие ямы с водой, поваленные поперек проток деревья и завалы из нанесенных в половодье стволов. Напрямик, параллельно реке, идти тоже непросто. Здесь густые, колючие заросли кустарника и те же канавы проток, которые время от времени приходится пересекать поперек. На их илистых руслах попадаются следы косуль, изюбрей и кабанов, свежие следы медведей.
Медведи здесь и бурые и черные. Черный - это тот, который гималайский. Удэгейцы называют его белогрудкой. Несмотря на то, что следов тигра пока не попадается, не забываю и о них.
Большинство из местных людей, кто общаясь со мной узнал о моем намерении путешествовать вдоль рек по островной пойме пешком, искренне сомневались в том, что это вообще возможно.
Шаман и профессиональный охотник, из национального удэгейского села Красный яр, тоже не сразу поверил, что перед ним не очередной «чудик». А когда понял, что я знаю, что делаю, повесил мне на шею свой оберег – небольшой коготь на тонком кожаном ремешке.

Спрашиваю: "Зачем? Я, вроде как, не шибко суеверный."
- Пусть будет. Местные увидят, будут знать от кого ты.
Наказал не снимать, даже на время купания.
Каких "местных" он имел ввиду я как-то не уточнил.

[стрелец]

БИКИН.(2)
Первая ночёвка. Чужая блесна.

Сумерки застают при обходе залива, образовавшегося на выходе из обмелевшей протоки. Самое время подумать о ночлеге на одной из обнажившихся по малой воде каменистых кос. Поставить палатку, запасти дров на ночь и, если успею, наловить рыбы на ужин.
Продираюсь к берегу через густой ивняк, за которым вижу рыболова. Услышав сзади треск, тот озираясь, пятится к лодке. Окликаю его, когда заскочив в нее, он уже отталкивается от берега. Парень принял меня за выходящего из чащи на берег медведя. Сплавляясь с приятелями по реке на резиновых лодках, за две недели они видели их каждый день. И это при том, что большинство туристов-рыболовов, не рискует отходить от берега дальше чем на тридцать метров.
Не отказавшись от приглашения, на ночлег ставлю палатку по соседству с ними.

Таким образом, в мою первую ночь на Бикине, заботы об ужине и запасе дров отпали сами собой. В этой компании производитель дорогой мебели из массива дуба и ясеня, его друзья, партнеры из Москвы, и даже один самый настоящий, в смысле из Германии, немец. В верховья Бикина, к началу своего сплава, они забрасывались нанятым частным вертолётом. Сплавляются по Бикину не в первый раз. Сетовали, что тайменя в реке стало заметно меньше.
За ужином у костра, немец был, что называется, на разливе. Рядом, в темноте, словно живая "дышала", пластами ворочающаяся в омуте вода....
Утром вверх по реке поднимаются баты нанятые туристами. Другие, не менее загруженные, спускаются сверху. Движение такое, что ощущаю себя так, будто нахожусь не таежной глуши Приморья, а в перенаселенном оккупируемом москвичами в выходные дни Подмосковье.

На пути у бегущей за дровяным завалом черной белки край большой лужи. Казалось бы, обойти ее - всего-то полметра в сторону, но белка смело прыгнула в воду и переплыла на другой берег. Белки здесь черные с белым «галстуком». В лесу их сейчас много. Говорят, они уже второй месяц в огромных количествах мигрируют к местам зимовки.
Над омутом, на ветке торчащего из завала ствола, висит блесна "Blue Fox". Пятый номер, местная классика. Цвета латуни, на крупного ленка, цвета меди, на тайменя.

Было бы нелишним добавить ее в коробочку к моим блеснам. Отложив в сторону спиннинг и спросив у своих ночных соседей разрешения воспользоваться одной из их резиновых лодок, плыву ее добывать. Когда пытаюсь обрубить ветку, выскальзывает топор. Едва успеваю ухватить его за ручку, когда тот уже уходил под воду.
Топор в тайге штука жизненно важная. Приняв это как предупреждение о том, что что-то делал не так, оставляю блесну реке.
Притом, что я не религиозен и почти не суеверен, путешествия по диким местам в одиночку приучили меня к пониманию того, что в дикой природе надо вести себя очень и очень корректно. Как не называй это, - духом места или иначе, но я знаю, что каждый мой проступок не останется не отмеченным. Если что-то делаешь не так, для начала, возможно, получишь хлесткой веткой по лицу, или иное, вполне «читаемое» предупреждение. Если проигнорируешь, в следующий раз можешь быть наказан более жёстко, а то и жестоко. Напротив, ведя себя честно и правильно, можно рассчитывать и на лояльное отношение к себе.
Спросите чьё отношение? Ответить на это не просто. Кроме того, важно чувствовать и «видеть» подсказки «того, кто тебя бережет», если ощущаешь его присутствие и желание помогать.
Изучающие феномен предвидения ученые называют это, подсознательной системой сигнализации. По их наблюдениям она нередко активизируется у людей в опасной для них ситуации. Так или иначе, все это есть и работает. Когда мы разговаривали об этом с удэгейским шаманом, мы хорошо понимали друг друга.

[стрелец]

БИКИН.(3)
Переход к урочищу Амба.

В это утро, мой новый знакомый из Красного Яра собирался плыть вверх по реке в урочище Амба, на свой охотничий участок. Но, перехватить его на реке и немного подъехать с ним не получилось.
После полудня благодарю соседей за компанию и ухожу вверх. То по подмываемым течением краям густо заросших лесом пойменных островов, то по галечным отмелям, то по протокам.

Несмотря на то, что ночами уже легкие заморозки, днем тепло и достают «лосиные мухи». Эти крылатые твари заползают в волосы и вообще, куда могут забраться. Попадались и единичные клещи.
Говорят, у «лесных людей» на энцефалит иммунитет. Многие из них считают, что иммунитет передается им от зверей при поедании сырой изюбриной и косульей печени. Думаю что, скорее всего, он вырабатывался у них веками, в результате естественного отбора.
Там, где лес впереди не просматривается, иду покрикивая. Для обеспечения безопасности, важно делать все, чтобы избежать неожиданной встречи с хищниками накоротке. Бояться же не только бессмысленно, но и опасно. Правильный зверь всегда разойдется с человеком.
Хищники хорошо чувствуют и страх, и уверенность, различают человека вооруженного. Даже когда они голодны, они стараются добыть себе пищу с наименьшим риском и энергопотерями.
Медведи, на которых здесь активно охотятся, боятся людей, а у тигров, судя по обилию следов копытных, еды хватает и без меня.
Когда я в пути спрашивал встречных «лесных людей», как уберечься в пути от тигра, удэгейцы говорили, что если тигр не захочет, его не увидишь, ну а если захочет взять тебя, все ухищрения - пустое. Ну а, если дал себя увидеть, значит у него другие намерения, отличные от кулинарного интереса.
Среди промысловых охотников Приморья, в сезон живущих в тайге бок о бок с тигром, немало таких, кто никогда и не видел этого зверя.
В одном из мест, перед очередным поворотом реки, громко кричу, чтобы обезопасить себе проход по следующему участку пути. Результат превосходит ожидания. Из ивняка на противоположном берегу выбегает и с разбега бросается в воду белогрудый медведь. От неожиданности забываю о находящемся в клапане рюкзака фотоаппарате, и в руках «само собой» оказывается ружье. Сносимый быстрым течением, доплыв до берега, медведь смешно карабкается на нависшую над водой с крутого берега корягу. Поскальзывается, срывается в воду, взбирается вновь и, в конце концов, скрывается в лесу в сотне метров от меня.
Встреченные рыболовы рассказывали, что пару дней назад такой же вечером напал на рыболова на косе. Тот вовремя успел обернуться на шорох и отбивался от медведя, отступая к лодке, удочкой. А еще, во время сплава, их чуть не убили случайно милиционер и инспектор по маломерным судам, стрелявшие из карабинов по переплывавшему реку стаду кабанов.

За два дня поднялся вверх не более, чем на полтора десятка километров. Это нормально.
Рябчиков, на которых рассчитывал как на основное пропитание в пути, на лесистых островах не попадается. Здесь гораздо проще добыть крупного зверя, чем рябчика или утку на бульон.
Пробираясь протоками, лакомлюсь сладким и ароматным после ночных заморозков диким виноградом, ягодами боярышника, барбариса, лимонника. Последний, прибавляет сил, но есть много не рекомендуется.
До рыбалки дело пока не доходит. Чтобы не терять времени и не нести лишний вес, планирую ее на вечер или на длительную стоянку, но пока складывается так, что поиск места для ночлега и разбивка лагеря происходит уже в сумерках. До темноты дров бы натаскать для костра да палатку поставить.

При ночевке костер на всю ночь важен еще и для того, чтобы тебя самого не приняли за медведя или изюбря. Рассказывали о случае, когда браконьеры стреляли на свет налобного фонаря, приняв его за отражение глаз зверя. Сам видел катер с вооруженными людьми, несшимися ночью по реке, освещая берега и косы фарой. Скорее всего, это были пьяные туристы. Местные, зная какую дань утопленниками ежегодно забирает эта река, по ночам по Бикину на моторе не ходят.
Мешая заснуть, на заливах и протоках вокруг ревут изюбри. Не призывно трубят, как любят описывать лирики, а противно орут. У изюбрей сейчас гон.
На следующий день на одной из проток удается подкрасться и добыть одним выстрелом пару кряковых уток. Вечером отвариваю и натираю тушки уток смесью специй и чеснока. Концентрированный бульон идет на приготовление калорийного и вкусного супчика.
К полудню следующего дня выхожу к урочищу Амба. Справа в Бикин здесь впадает река Амба и чуть в стороне сопка Амба, высотой почти пятьсот метров.

[стрелец]

БИКИН.(4)
В урочище Амба.

Амба. У Арсеньева так Дерсу Узала называет тигра. На самом деле по-удэгейски и нанайски амба - это злой дух или чёрт. У «лесных людей» свое своеобразное отношение к тигру - смесь страха, уважения и почитания. На своих охотничьих участках, зная места, где тигр при охоте на копытных любит делать засады, они обходят их стороной. Взаимоотношения людей с этим зверем здесь можно назвать вооруженным нейтралитетом. Иногда он нарушается.
За очередным поворотом поднимаюсь по тропинке и выхожу к охотничьей избушке. Эта изба на промысловом участке моего знакомого из Красного Яра. Сам он встречает меня на пороге. Василий рад тому, что я жив и здоров. Осмотрев меня, он с улыбкой отмечает, что за три дня в тайге я ничуть не похудел.
Вместе с ним его взрослая дочь и молодой парень, один из его учеников.
Василий ведет в Красном Яре школу следопытов для молодых удэгейцев, где прививает им правильное отношение к природе и учит умению жить и выживать в ней в соответствии с неписанными, выработанными поколениями лесных людей законами.
Время от времени по просьбе пограничников, большей частью «людей западных», он обучает и их умению читать следы, и вообще жить в ладу со здешней тайгой, без ущерба для своего здоровья.
На реке и на своем участке он ведет себя по-хозяйски. Убеждает расслабившихся на отдыхе туристов убирать за собой мусор, отчитывает тех, кто в рыболовном азарте добывает больше, чем сможет сохранить и довезти до дома. Случается, что и сам убирает на речных косах за теми, кто насвинячил и успел уехать
Просторная изба Василия, как и большинство охотничьих избушек на реке, сложена из толстых полуметровых в сечении кедровых бревен. В отличие от многих других, в ней крашеные стены и беленые потолки, что, несомненно, добавляет света и уюта. Раньше его охотничий участок был в самых верховьях Бикина, куда на бате с мотором он добирался три дня.
Удобно расположившись на нарах, беседуем с ним и его дочерью, попивая крепкий чай и закусывая ароматным диким виноградом.

Мой интерес вызывает берестяной рог, которым во время гона, имитируя рев вызывающий противника на поединок, манят изюбрей. Охотятся так на изюбря обычно вдвоем. Когда тот отвечает на вызов и начинает приближаться, вабящий с помощь берестяного рога, постепенно удаляется, а оставшийся в засаде стрелок дожидается пока изюбрь выйдет под выстрел.
Дочь Василия хвастает, что вчера поймала на блесну двух хороших ленков. Когда разговор заходит о тиграх, Василий говорит, что на его охотничьем участке прошлой зимой их жило шесть. Сейчас тоже есть. Об их присутствии говорят встречаемые свежие следы и метки. Тигровая метка - это специально содранная когтистой лапой на человеческой тропе листва и дерн. Таким поскребом он предупреждает человека и о своем присутствии, и о своих правах.
Когда разговор заходит о женьшене, девушка спрашивает, не попадался ли мне он на пути. Может и попадался. Я, видевший это растение только на картинке, едва ли различу его среди другой, прибитой заморозками растительности. Удэгейцы используют этот корень для укрепления иммунитета, настаивая в меду. Найдя в тайге небольшой корешок, они пересаживают его на свой участок, в потаенное, известное только им, место, и уже там он десятилетиями растет до своего часа.
Сориентировав по компасу, Василий подсказывает мне, как напрямую, через урочище Амба, срезать путь и к вечеру выйти к следующей избушке в устье реки Ульма.
По тропе и по руслу реки Амба, углубляюсь в урочище. Низинная пойма сменяется коренным лесом. Под ногами то шуршащая листва, то пышные мхи, то мари. Во время половодья все это тоже острова.
Кедры и тополя в три обхвата впечатляют. В дуплах таких тополей, на террасах сопок, белогрудые медведи устраивают на зиму свои берлоги. Сейчас белогрудки здесь, в низине. Пока не выпал снег, у них другая забота, чуть ли не на перегонки ищут и набирают калории, кормясь подмороженным сладким диким виноградом. Чаще всего попадается виноград на припекаемых солнцем берегах небольших, защищенных от ветра лесом проток.
Прежде чем перейти по толстому стволу через заболотившуюся протоку, замечаю на потемневшей от времени гладкой, без коры, поверхности свежие следы когтей. Их размах и рисунок не оставляет сомнений в том, что такого размеров кошачьей лапой здесь обладает только один зверь. Представляю себе, как величественно проходил по этому стволу тигр, мягко подцепляя ствол дерева с боков когтями.
Здесь, в дельте Бикина, для тигра пока раздолье. Но есть опасение, что хлынувшие сюда вместе с туристами деньги изменят ситуацию. Изменят у большинства «лесных людей» отношение к окружающей их природе, как к дому и храму одновременно.

Когда я встретился с Василием спустя два года, он сказал: «Пока мы живы, такого не будет».
Дай Бог! Есть еще в этом мире люди, которые не продаются.
Размышляя об этом, я еще не знал, что погода и «расположение местных духов», подарят мне целый месяц неспешного путешествия по самым заповедным местам вдоль Бикина, оставив в моем сердце метку, с которой мне теперь жить, чувствуя ответственность за этот уникальный мир.

[стрелец]

БИКИН.(5)
На Ульме и Нерестовой.

Во время моего путешествия по Бикину, на границе Приморья и Хабаровского края, не обошлось и без рыбалки. В моих путешествиях со мной всегда рыболовные снасти. Эта рыбалка была, в урочище Ульма. Здесь двухэтажная изба, или, как называют здесь любое строение больше обычной рыболовно-охотничьей избушки, - база.
А еще пара скучающих мужиков. Оба бывшие моряки торгового флота из Владивостока, обошедшие на судах практически весь мир, но до сих пор никогда не бывавшие в заповедных местах Приморья.
Вскоре вернулись и их проводники, молодые удэгейцы, ездившие в соседнюю избушку за мукой. Узнав, что я знаком с из наставником из села Красный Яр, они не против того, чтобы я у них переночевал. Один из них, радостно соглашается, когда я вызываюсь помочь ему пожарить рыбу. Ужинали вместе.
Ночью отправляемся мышачить. Так здесь называют ночную ловлю ленка и тайменя на искусственную мышь. Я наслышан о ловле "на мыша", но попробовать самому не приходилось.

Берега и лес черным туннелем сплелись над медленно движущимся по протоке батом. На носу и корме молодые удэгейцы с шестами. Носовой в свете фонаря высматривает подводные корчи и мели. Струящаяся вода воспринимается как нечто живое, таящее в не просвечиваемой лучом фонаря темной глубине неведомое. Как тут не вспомнить удэгейские легенды об обитающем на реке гигантском, переворачивающим баты змее, рассказы о бесследно пропадающих на его берегах людях. Торчащие над водой причудливо переплетенные корневища в отражаемом на них движущейся водой свете кажутся живыми, тянущимися к нам лапами.
Выбравшись из протоки и заведя мотор, дальше идем на малом ходу, уже в кромешной темноте. Надеюсь, парни знают что делают. За бортом, в этой тьме, которая совсем рядом, - перекаты и омута с водоворотами, отходящие в сторону протоки с заваленными топляком руслами. Откуда, если затянет мощным, уходящим под завал течением, и при свете дня выбраться почти без шансов. Где-то здесь, на одном из утесов над рекой, святое место лесных людей. Там на скале небольшой сруб, где живет их бог-хранитель Подя, которого они почитают и задабривают, и у которого испрашивают удачи, отправляясь на промысел.

Ощущение тревожного и таинственного прерывает шуршание носа бата по гальке. Выпрыгиваем за борт и втягиваем бат на остров-отмель. Первым делом - осветить все вокруг. В отличие от гигантского змея, медведи и тигры более реальная опасность.
В идеале для такой рыбалки нужна совершенно темная безлунная ночь. Недопустимо и использование фонарей. В полной темноте, доверяясь только ощущениям, взмахом спиннинга надо отправить "мышь" к противоположному берегу, чуть выше по течению. Да так, чтобы шлепок упавшей в воду приманки был наиболее естественным, то есть похожим на шлепок упавшей с обрыва в воду мыши.
Уйдя в сторону, ловлю в дальнем нижнем конце острова. Заброс, другой, - безрезультатно. У рыболовов, что сверху, уже есть промах. Это когда таймень или ленок бьют по "мыши" хвостом прежде, чем заглотить ее. Или хлопают пастью, не успев схватить быстро движущуюся приманку. В такие моменты лучше имитировать панику мыши, чуть подергав приманку на месте, а затем потянуть ее к берегу уже с меньшей скоростью. Но одно дело - теория, другое дело - практика. Когда в темноте ничего не видишь, кажется, что ты все делаешь не так.
Свой налобник я потушил и включаю его только тогда, когда мне кажется, что сзади, на берегу, есть какое-то движение.
Время от времени, появившаяся луна выглядывает из-за облаков, освещая поросшие лесом зубчатые вершины сопок и пушистые вершины кедров над ними. В эти мгновения я вижу и то место, куда шлепается забрасываемая мною "мышь", и "усы", расходящиеся от движущейся приманки по поверхности воды. Когда луна вновь скрывается за облаками, я одновременно слышу и всплеск-шлепок и ощущаю рукой, держащей спиннинг, короткий рывок. Зазевавшись, с опозданием подсекаю, но без результата. Проявленный к приманке интерес дает надежду, что чудо случится, и оно случилось. Через проводку, на первых оборотах катушки вновь рывок. После подсечки леска натягивается струной, а в невидимой мной реке заходила упругая, усиленная течением тяжесть. Подтягиваю спиннингом, и понемногу подматывая катушку, сокращаю расстояние между нами. Судя по сопротивлению, рыба не очень большая.
Если это и таймень, то явно не тех размеров, которые можно считать трофейными.
После непродолжительного вываживания, вытягиваю на отмель двухкилограммового ленка. У рыбаков вверху тоже ленок.
Безрезультатно покидав еще с полчасика, возвращаемся "на базу". Завтра парни собираются свозить своих клиентов на уловистое место, в паре километров выше по течению.

Утром, попрощавшись с живущей на базе парой кошек и их умильно спящими у очага на улице в рядок котятами, гружу в бат свой рюкзак. Над рекой туман, на траве иней. Сквозь туман, красиво подсвечивая его, пробивается поднявшееся над сопками солнце. Причаливаем на косе там, где протока Нерестовая соединяется с основным руслом. Не успеваю настроить спиннинг, а один из парней уже поймал небольшого ленка. Через несколько забросов везет и мне. Удается изловить кету, которая на блесну ловится не часто. Изредка хватает из раздражения, идя на нерест или охраняя кладку икры, отложенной в ямку на галечном дне. Несмотря на то, что поймать крупную рыбину приятно, мне она сейчас ни к чему, впереди еще день пешего пути. Увлекшись рыбалкой, налегке ухожу от реки по протоке. Через некоторое время слышу два выстрела. Возвратившись, застаю на косе свой рюкзак и пару гильз рядом с ним. Наверное, так парни предупредили меня, что уезжают, и что мой рюкзак остался без присмотра. Так и распрощались. У каждого своя дорога.

[стрелец]

БИКИН.(6)
От протоки Нерестовой до горы Клин.

В этот день в моих планах было дойти до условной границы, разделяющей верхний и нижний Бикин. Это впадающая в Бикин река Леснуха или по-местному - Метахеза. Разночтение названий на картах и исторически сложившихся затрудняет ориентирование, и иногда непросто выяснить, где именно ты находишься, даже консультируясь с людьми, всю жизнь прожившими на этой реке. В устье реки урочище Метахеза, где еще в начале двадцатого века был один из хуторов старообрядцев и стойбище удэгейцев. Там же находится и естественная граница произрастания дикого женьшеня.
Ухожу в сторону по протоке и вновь погружаюсь в другой, почти нетронутый мир зверей и рыб. Туристы редко отходят от основного русла или рукава, по которому сплавляются, дальше расстояния прямой видимости.
Веером разбегаются из-под ног хариусы, волнуя гладь воды, отходят ленки и другие крупные рыбы. На дне протоки колонии мидий и жемчужниц.

А над головой, в высоких кронах, шуршат сухие многоцветные в лучах освещающего их солнца листья. До первого сильного ветра, до первого сильного ветра.
По многим обмелевшим сейчас протокам идти легко. Где по обнажившимся отмелям, где по мелководью, где подмытым течением берегом. Вдыхая пряный запах листвы, хочется полностью расслабиться, но приходится быть начеку. Забота о безопасности доведена до автоматизма. Уже не задумываюсь, когда в пути крикнуть очередное «хоп», когда посидеть, подождав, чтобы попутный ветер разнес запах табачного дыма по направлению твоего предстоящего движения. Даже когда, скинув с плеч рюкзак, я ложусь на него спиной передохнуть, в руках наготове ружье, глаза и слух настороже. Потому, как бы хорошо не было на тенистой протоке, вновь выйдя на освещенное солнцем основное русло, чувствую себя здесь в большей безопасности.

Здесь за корягами у самого берега, за которыми искусственное затишье, стоят и, завидев меня, срываются с места ленки. Напротив одного из завалов хороший омут, где вполне может охотиться таймень. Оставив рюкзак на берегу, выбираюсь на завал из нанесенных течением стволов со спиннингом. Пробую ловить, меняя приманки, и уже готов прекратить это занятие, когда широкая, черная, с темно-вишневыми плавниками спина выворачивается буквально в пяти метрах. От мощи и размеров этой рыбины захватывает дух. Я понимаю, что если бы такой схватил мою блесну, то скорее он меня сдернул бы с бревенчатого завала, чем мне удалось бы утомить и вытянуть его. Подобные ощущения, пару лет назад, я испытывал на Ахтубе, в низовьях Волги, когда рядом с заякоренной над омутом байдаркой вынырнул и ушел в глубину сом, сравнимый с ней размером.
Поняв, что неоправданно рискую, сажусь перекурить, но не успеваю достать сигарету, как вначале слышу шорох, а затем в метре от меня появляется любопытная черная мордочка с бусинками глаз. Это норка. Три или четыре секунды неподвижно смотрим друг на друга. Стоит мне едва пошевелиться, как моя гостья резво исчезает меж бревен.
Через час выше по реке вижу на косе другого похожего на норку зверя, только размерами с крупную таксу. Зверь то скрывается в прибрежном ивняке, то вновь сбегает по галечнику к воде. Это выдра. Добравшись до косы, останавливаюсь на ней передохнуть. Разжигаю костерок, завариваю чай, закусываю остатками холодной утятины.
Напротив - высокий склон с яркой желтизной ясеней, красно-коричневыми пятнами листвы дубов, пушистой зеленью кедров. Чуть выше - клином вдающийся в изгиб реки мыс. Судя по карте, это гора Клин и до устья Метахезы и избушки на ней уже недалеко.

Ветер стих и солнышко припекает. Сегодня на Бикине настоящая золотая осень. Можно раздеться и немного позагорать, добавив к своему байкальскому и приморскому загару прошедшего лета немного уссурийского. И уже потом решать, где и как я смогу перебраться на противоположный левый берег реки.
Расслабленное состояние прерывает шум мотора. Снизу против сильного течения медленно поднимается надувная моторная лодка.
Когда подъезжают ближе, машу людям на ней рукой, приглашая передохнуть и попить чайку. За разговором знакомимся. Дима и Анатолий рыбаки из Лучегорска, едут совместить рыбалку с заброской продуктов на сезон в зимовье брата одного из них. Зимовье то вверх по реке, через тридцать километров. Пою их чаем, и дальше плывем вместе.

[стрелец]

БИКИН.(7)
От Метахезы до протоки Катэн.

Попутный транспорт на расстояние, которое пешком я шел бы два или три дня, конечно удача. Я знаю, что неделю назад в верховьях Бикина уже выпадал снег. В это время года погода здесь может стать зимней в любой день. И, конечно, хочется больше успеть за отпущенное мне благодатное время. А денек действительно на радость. С реки видно гораздо больше, и пейзажи сменяют один другой. Синь небес и реки с разноцветьем становящихся все выше и все чаще прижимающихся к быстрому течению сопок, плывущие по воде и слетающие с деревьев листья с их тонким пряным ароматом – все смешалось в душе в какое-то щемящее радостное чувство настоящего счастья. Того, которое ни с чем не спутаешь и никогда не забудешь. Просто впитываешь его в себя, живешь и дышишь им, зная, как тебе повезло.

Оставив позади гору Клин, вскоре проплываем и урочище Метахеза. Сейчас здесь, в устье реки Леснуха лишь изба, где останавливаются рыбаки.
Отсюда начинаются труднопроходимые, даже на этой с высокой посадкой лодки, места. Стекая по сменяющим друг друга терасам, река постоянно меняет направление и разбивается на большие и малые рукава. Только благодаря впередсмотрящему Диме, подсказывающему управляющему лодкой Анатолию о попадающихся на пути подтопленых корчах и мелях, удается избежать ситуаций, когда потерявшую скорость лодку может затянуть в мощные уходящие под завалы водовороты или разодрать пластиковые баллоны в клочья, об остроугольные скалистые прижимы.

На обширных мелководных перекатах, вдвоем с Анатолием, выскакиваем из лодки и проталкиваем ее до более глубокого места вручную. В тех местах, где завал на реке сплошной, в нем сделаны узкие пропилы. Чтобы пройти по такому, поднимаясь вверх по меняющей направление реке, надо обладать не только хорошим навыком, но и чутьем. Ошибиться нельзя ни на сантиметр.

После очередного препятствия останавливаемся сменить поврежденный винт. С мелководного залива справа налетает стая уток. Влет беру пару на ужин, который по своим рецептам обязуется приготовить Дима.
Наконец и на месте. Минуем выход из протоки Катэн и на шестах заходим в неприметную тупиковую протоку.
Изба, отстроенная братом Анатолия, похожа скорее не на охотничью избушку, а на капитальный дом. Стены из широкого бруса, крыша под крашеным в синий цвет кровельным железом.
А в ней пять рыболовов из Владивостока, в сопровождении проводника из Красного Яра, - Алексея. После непродолжительной беседы правовые вопросы утрясаются и размещаемся в избе вместе. Вечером, при свете газового фонаря, общий стол.

На нём шулюм из уток, малосольная икра, и удэгейская толоконь из сырого свежевыловленного хариуса.
Над рекой полная луна. С сопки за протокой и обширным мелководным заливом, который где-то выше, призывно орут изюбри. Тот, что на сопке, вначале отвечает на зов, который Алексей, выйдя перекурить, изображает с помощью используемой вместо вабы, обрезанной пластиковой бутылки. Видимо почуяв фальшь, изюбрь замолкает. Поздней ночью, выходя из избушки, один из парней слышал, как два изюбря дрались на косе, на противоположной стороне реки.

[стрелец]

БИКИН.(8)
Рыбалка на Бикине. Прогулка на гору Катан.

Утром народ разъезжается на лодках на рыбалку. Лодки уходят вверх. Оттуда, потихоньку облавливая все интересные места, в течение дня спускаются вниз.
Добравшись до основного русла, тоже пробую рыбачить. На отмели, в двадцати метрах от избы, свежие следы гималайского медведя. Он прошел здесь ночью, а утром мороз выдавил следы из насыщенной водой смеси песка и ила так, что они стали выпуклыми.
На косе чуть ниже расположился лагерь большой компании рыболовов. Пробираюсь вверх, к дровяному завалу и заманчивому в плане рыбалки омуту, но не успеваю сделать и пары забросов, как прибывшая сверху новая компания оккупирует косу напротив. Становится слишком людно.
Такая рыбалка становится мне не интересной. Над рекой пролетает очередной, забрасывающий туристов в верховья реки, вертолет.
На обратном пути поймать мне все-таки удается изловить на блесну небольшого ленка. Ленок отправляется назад в реку, а я подальше от перенаселенного русла, на протоку Катэн.
Здесь тихо. На берегу лежит выдолбленная из цельного ствола дерева лодка оморочка. Ом ороч по-нанайски – один человек, то есть лодка для одного. Мелководные перекаты протоки сменяются плавным течением, свисают над водой ветви деревьев. Всего-то сотня, другая метров от оживленного русла, а все по-другому. По мелкому перекату перехожу протоку. Пробираясь к ближайшей сопке, вдруг чувствую запах, который настораживает. Больше всего это похоже на «аромат» обжитого кошками подъезда. Это запах тигра. Примерно так его и описывал мне Василий. Судя по резкости запаха, тигр недавно был здесь, а возможно и затаился где-то неподалеку. Боюсь, что он слышит даже то, как от внезапно нахлынувшего волнения гулко бьется сердце.
Немного успокоившись и убедившись в наличии на шее когтя-оберега, как можно уверенней, говорю в заросли, что не желаю ему плохого но, если что, буду защищаться. После чего по звериным тропам, не спеша, поднимаюсь на сопку.
На вершине взъерошенная стадом кабанов дубовая листва и ямы, выбитые гонным изюбрем. Скорее всего тем, что трубил здесь прошлой ночью. Отсюда хороший вид на раскинувшуюся меж сопками, заросшую лесным разноцветьем пойму Бикина, на становящиеся все выше предгорья Сихоте Алиня.

Вернувшись к избе, застаю рядом с ней двух серьезного вида удэгейцев. Оба, как и большинство лесных людей, с карабинами. Самое распространенное здесь оружие карабин «Вепрь» под патрон 7,62х54 и охотничий вариант СВД – карабин «Тигр». По стволу к мушке треугольная деревянная планка, облегчающая прицеливание в сумерках. Покосившись на мое ружье, они спрашивают, здесь ли «Хохол». Просят передать ему, чтобы тот в ближайшие ночи не ходил на залив, где они будут охотиться на изюбря. В ходе беседы, выясняется, что «Хохлом» они именуют проводника из Красного Яра, Алексея. Советую им написать ему записку, даю карандаш и бумагу. Оставленная записка лаконична: «Хохол, не ходи на Лохе».
Вскоре возвращаются и рыболовы. Завтра они собираются, спускаться вниз по реке, и сегодня у них копчение улова. В основном это некрупный хариус. Обычно практикуемая на реке коптильня представляет собой прямоугольный каркас из жердей, обтянутый пропиленом от мешков, или тентовым полотном. Под ним костерок-дымарь.

Практикуемое здесь копчение можно назвать как полугорячим, так и полухолодным. Без холодильника или последующей обработки заготовленная таким способом рыба едва ли сохранится более недели.
Чтобы устроить отвальную «как положено» один из подвозивших меня дозванивается в Лучегорск, своему непьющему брату, хозяину избы, и узнает, где закопан водочный «НЗ».

И да, именно в этом месте, через поселок Восток, временами была мобильная связь, какого-то местного оператора. Дальше, больше нигде.

[стрелец]

БИКИН.(9)
На протоке Катэн.

Плавное течение медленно несет опавшие листья. Оморочка скользит по поверхности воды бесшумно. Чтобы достичь этого мне пришлось поупражняться, не раз рискуя свалиться за борт верткой одноместной долбленки. Ом Ороч, на языке лесных людей дебрей Уссурийского края, - один человек. Без навыка даже сесть в неё, и вылезти из нее не просто.
Катэн, по-удэгейски – таймень. Это – одна из проток Бикина. Реки называемой русской Амазонкой, вверх по которой я путешествую вторую неделю. Той самой, по которой в начале зимы 1908 года спускались с Сихоте Алиня Арсеньев со своим проводником Дэрсу Узала.

На мелководье плыву, отталкиваясь от дна ивовыми палочками. Это не моя придумка, а такая же принадлежность оморочки, как и короткое «индейское» весло.
Для ружья на поперечинах лодки удобная выемка, в которой оно лежит прямо передо мной. Лавки нет, но всё просто, практично и удобно. Удивительное чувство – подгребая веслом, бесшумно, плавно скользить по воде, в туннеле почти смыкающихся над головой ветвей. Как индейцы из романов Фенимора Купера, которые взахлёб перечитывал в детстве.
Впереди - спускающаяся к воде обрывом скала, под ней протяженный глубокий плес.
Проплываю под ней вверх, туда, где за сопкой впадает в протоку небольшой ручей. Судя по следам на берегу здесь косулий переход. Есть и свежие следы тропившего косуль тигра.
Когда причалив лодку к отмели, пытаюсь вытянуть ее на берег, в паре метров за спиной вдруг раздается громкий треск. Первое, что пришло голову то, что сейчас на спину обрушится тяжесть прыгнувшего на меня из засады тигра. За ружьем тянуться уже поздно, и единственный шанс на спасение упасть подавшись вперед, в воду. Падая, постараться успеть вынуть висящий под рукой на поясе нож. А там, если получится, рвануть к близкой полутораметровой глубине. Там, где зверь будет на плаву, чуть больше шансов выжить, если все не закончится мгновенно. Все эти мысли промелькнули в голове за долю секунды, за которые сделать ничего не успел, но уже в следующее мгновение стало ясно, что опасности нет. Треск кустов и шорох листьев, затихая, удалялись. Обругав себя за беспечность, осматриваю кусты и нахожу там лежку и следы крупной косули.
Понятно, что, путешествуя в одиночку, я, конечно же, рискую. В местах диких и насыщенных зверьем, как не осторожничай, этого не избежать.
Спустившись на лодке чуть ниже, определяюсь с местом, во всех отношениях удобным для рыбалки. Это берег напротив сопки, чуть ниже скалы. Здесь с одной стороны укрывшись за прибрежной растительностью, я буду менее заметен обитателям вод, с другой стороны - достаточно чистый и просматриваемый, с ковром из шуршащей листвы лес.
Блеснить с висящим за спиной ружьем неудобно, но, из соображений безопасности, я готов смириться и терпеть это.
После первого же заброса я вижу идущую за блесной рыбину. Дойдя до берега и увидев меня, она разворачивается и уходит в глубину. Так несколько раз. Меняю снасти, темп и способы проводки, когда, наконец, чувствую короткий, так похожий на поклевку семги, толчок. Подсечка, и приятное тепло разливается в груди от ощущения мощного сопротивления на уходящем в воду конце лески.
До вечера успеваю выловить кету, хорошего ленка, такого же размера щуку и трех двухкилограммовых таймешат. Последних сразу отпускаю.

Щука здесь отличается от привычной мне. У нее более прогонистое тело и немного отличающаяся по форме морда. А еще в ее цветах преобладают не зеленые, а золотистые и голубые оттенки. Впрочем, здесь, где субтропики встречаются с северной тайгой, для человека пришлого многое что не так. Даже сороки здесь есть другие. Когда в селе Красный Яр я впервые увидел и услышал стаю голубых сорок, то не сразу и понял, что это за птицы.
Назад возвращаюсь в сумерках. Неспешно сплавляюсь, в надежде добыть к ужину утятину. Пару раз стаи уток, свистя крыльями, пролетают над протокой, неожиданно налетев со спины. Пробую вскинуть им вслед стволы ружья, но, чуть не перевернувшись, оставляю эту затею. Доплыв до другой стороны сопки, вижу у воды какого-то некрупного зверя. На его морде светлые полосы, как у барсука, размерами и расцветкой похож на енота. А еще у него большой и пушистый хвост. Когда проплываю напротив, невиданный зверь неспешно скрывается в траве.
Ночью буквально в двадцати метрах от избушки недовольно «лает» самец косули – гуран. Знакомый из национального удэгейского села Красный Яр рассказывал, как однажды поздней осенью компанией ночуя в избушке, открыв дверь, чтобы немного ее проветрить, на поляне прямо напротив они увидели спокойно сидящего и с любопытством разглядывавшего их тигра. Дверку, конечно, тут же закрыли. Несмотря на то, что все были при оружии, ни у кого не возникло желания им воспользоваться. А еще, по его словам, тигр нередко ночью подходит к охотничьим избушкам и, оставаясь невидимым, через окно наблюдает за происходящим в освещенном пространстве внутри.
На следующий день вновь ухожу на протоку. Пока не развеет занавесившую Бикин морось, я хочу задержаться здесь.
Вечером, когда спускаюсь на оморочке к избе, в полукилометре справа слышу странные звуки. А когда понимаю что это, пробирает буквально до костей. Из сгущающихся сумерек раскатами доносится рев тигра. Это трудно с чем-нибудь спутать. Судя по тому, что, периодически возникая, рев тигра становится все громче и отчетливее, тигр приближается. Он неспешно идет к протоке, примерно туда, где она впадает в русло. Подгребая веслом, ускоряю движение. Здравый смысл подсказывает, что надо предупредить зверя о своем присутствии, крикнуть, выстрелить в воздух. Но я скольжу, плавно опуская весло в воду, постепенно сближаясь с ним в надежде его увидеть. Заворожено с наверное, заложенным в генах ужасом, слушая зверя, его древнюю как мир песнь.
Тигр уже в паре сотен метров от устья протоки, и теперь его наверняка слышу не только я, но и рыбаки, стоящие лагерем на противоположной стороне реки. Там тишина, а потом вдруг шум, похожий на панику. Тигр смолкает, и следующие его, уже с недовольными нотками, рыки раздаются, уже удаляясь в глубине леса.
Смешанное чувство. С одной стороны жаль, что зверя спугнули, с другой облегчение, что возможное обострение ситуации миновало.
Когда потом, у местных удэгейцев спрашивал, по какой причине тигр так демонстрировал себя, вариантов было два. Одни сказали, что так тигр добыв косулю, кабана, или изюбря, заявляет свои права, предупреждая всех в округе, чтобы не ходили туда.
Другие сказали, что в прошлом сезоне на этом участке браконьеры убили тигрицу. Теперь её оставшийся в живых, уже подросший в молодого тигра тигрёнок, время от времени ходит здесь и зовёт её.

Вечером в избушке, когда сижу со свечой за столом, мне кажется, что из темени за стеклом за мной наблюдают внимательные изучающие меня глаза этой тайги.
Верь мне, я не хочу тебе зла.

[стрелец]

БИКИН.(10)
Новые гости, с попутной лодкой идущей вверх по реке.

Рыбаки и те, с кем я приехал сюда от горы Клин, ушли по реке вниз. Но одному мне побыть здесь повезло лишь одну ночь. В эту ночь дул сильный, почти ураганный ветер, сорвавший большую часть листвы, украшавшей своими цветами сопки.
Через день, вернувшись с протоки Катэн, застаю в избе удэгейца лет сорока с молодым парнем. По внешнему виду Валентин не похож на человека, кормящегося лесом. Скорее на чиновника поселковой администрации. Сюда привез сына, «чтобы дать ему почувствовать дух леса, их исторические корни». Увидев в моем улове кету, Валентин оживляется и предлагает приготовить из нее настоящую удэгейскую уху.
Я не против.
Для удэгейцев кета особенная рыба, благодаря которой, когда огнестрельное оружие им было недоступно, их стойбища кормились ей долгую зиму. Традиционно кету заготавливали острогами, выходя на плесы ночами с горящим на носу лодки в развилке смольем. В одном из дворов в поселке я видел кованые остроги на длинных шестах. И сейчас иные из удэгейцев выходят с ними ночью на реку.

Но сегодня это уже не кормящий семью промысел, а скорее, дань традиции. Например, чтобы приготовить маны.
От обычной ухи маны отличается тем, что вначале в котле обжаривается лук и другие овощи, затем туда добавляется и подрумянивается мука, и только потом в котел кладется и заливается водой разделанная кета.

Вкусно, питательно и необычно.
На следующий день в избе появляются еще люди. Это три рыболова с проводником и еще один удэгеец, идущий на второй лодке вверх, чтобы забрать живущих у его брата туристов. Попроситься в избу их вынудил моросящий второй день дождь. Проводник рыболовов мне уже знаком. Я ехал с ним вместе на подвозившей меня в Красный Яр машине.

Утром они собираются подняться километров на двадцать вверх до местечка Каялу. Мне тоже пора вверх, но идти по сырой тайге, значит быть мокрым до нитки, как бы хорошо ты не был одет. В одной из лодок есть место, и я поплыву вместе с ними.

[стрелец]

БИКИН.(11)
В урочище Каялу. День первый.

Утром на реке пронизывающий ветер и дождь. Пока двумя лодками добираемся до Каялу, успеваем основательно промерзнуть и промокнуть. Прибыв на место, быстро поднимаемся на пригорок к зимовью с поникшим на флагштоке над крышей пионерским флагом. Справа от зимовья баня и небольшой лабаз. В избушке, к жаре от натопленной печки, добавляется влажность от наших развешанных на гвоздях одежек. Хозяин зимовья и охотничьего участка - выглядящий почти стариком, хромой, невысокий удэгеец Юра. На самом деле ему чуть более пятидесяти лет. После развода с женой, здесь его постоянное место жительства. В посёлок спускается , только когда есть необходимость и оказия. Его радостное настроение и гостеприимство сменяется унынием, когда выясняется, что в спешке сборов рыбаки забыли взять водку.
Напарник и помощник хозяина, молодой парень Андрей, готовит на печи лепешки.
Помогаем Юре натаскать под навес к избушке напиленных им в лесу сухих кедровых и ясеневых дров. Хлопая по стволу ясеня в три обхвата, хитро посматривая на нас, Юра, цокая языком, вздыхая, говорит: «баксы».
То, что на берега Бикина еще не дотянулись бригады лесорубов, - счастливый случай, в сравнении с остальным, вдоль и поперек изрезанным лесовозными дорогами Приморьем. Даже отсюда, где лес девственен и зверя пока в достатке, до ближайшей лесовозной дороги чуть больше десяти километров. На соседнем участке, в зимовье на реке Дунгуза, часто гостят рыбаки, приезжающие этой дорогой из поселка Восток.
После горячего чая с удэгейскими лепешками одна лодка уходит вниз за забытой водкой. Тем временем возвращаются с охоты два постояльца Юры, нейрохирурги из Хабаровска. Охота оказалась удачной, и по этому поводу они готовы выставить на стол остатки своих запасов спирта. Хозяин сразу оживляется, занявшись приготовлением ухи. В процессе застолья, быстро захмелев, Юра с ностальгией рассказывает, как служил в армии и дослужился до ефрейтора. Подпив основательно, он уже бьет себя кулаком в грудь и заявляет, что он был командиром батальона.

Его брат Виктор, приплывший за постояльцами, подтрунивает над ним. В итоге «комбат» распаляется, и между ними завязывается драка, которую, общими усилиями, удается прекратить. Усмиренный «комбат» долго и нудно выпрашивает у одного из рыбаков понравившийся ему охотничий нож.
Ушедшая вниз лодка так и не вернулась. Предположив, что, не успев добраться засветло, те заночевали в каком-либо из зимовьев, устраиваемся на ночлег и мы.

[стрелец]

БИКИН.(12)
Ночное происшествие. Неудачная охота на изюбря.

Полная луна висит над подходящими вплотную к реке сопками, освещая заливы на противоположной стороне Бикина, на которые изюбри ночами приходят «лапша кушай», как говорит Юра. Это он о любимой изюбрями стелющейся по поверхности мелководья косами водной растительности. Зайдя в воду по колено, изюбрь кормится ей, не забывая прислушиваться к тому, что происходит вокруг в пойменных джунглях. Местные охотники издавна используют эту любовь изюбрей к «лапше», охотясь на них лунными ночами из засады, или подплывая бесшумно, на оморочке, на верный выстрел.
Вот и Андрей, в надежде добыть мяса, отправляется на залив за руслом.
Ближе к утру сквозь сон слышу, как Виктор упрекает брата за то, что тот отправил парня на охоту одного. Упреки переходят сначала в перебранку, а затем и в драку прямо на спящих на полу, не понимающих спросонья, что происходит, рыбаках. Совместными усилиями кое-как удается разнять братьев и, отняв у Юры топор, водворить дебошира на его лежанку.
С рассветом возвращается Андрей. Ему удалось подплыть к вышедшему на берег изюбрю и стрелять по нему менее чем с двадцати метров. Но изюбрь ушел, и Андрей зовет Виктора, брата «комбата», помочь его найти. Отправляюсь вместе с ними через реку на бате.

В указанном Андреем месте действительно следы изюбря и гонный след от воды. Но ни стрижки шерсти пулей, ни крови из раны нет. Пройдя по следу около трехсот метров, возвращаемся. Могло быть и так что ночью, сидя в верткой оморочке, молодой охотник промахнулся, но мне кажется, что причина в ином. При стрельбе с короткого расстояния армейскими пулями со стальным сердечником высока вероятность, что зверя, что называется «прошьёт», не положив на месте. Рана мгновенно затянется подкожным жиром, зверь уйдет и почувствует последствия ранения уже далеко от этого места, став добычей тигра или медведя.
На обратном пути, на заливе, удается подстрелить пару чирков.
Андрей говорит, что он уток не стреляет. Разве что, когда совсем нечего есть. Мол, один раз пробовал вареную утку – не понравилось. Смеясь, говорю ему, что он просто не умеет их готовить, и что чирки, несмотря на то, что маленькие, - одни из самых вкусных уток.

Когда переплываем русло в обратном направлении, Виктор рассказывает, как год назад по большой воде перевернулся здесь на оморочке и еле выплыл. Утонувший карабин «Сайга», охотничий вариант автомата Калашникова, нашел лишь спустя пару месяцев, когда спала вода, заметив его на дне по белому обтесанному камнями и течением ложу. И ничего, стреляет.

Тем временем, рыбаки, с которыми я приехал сюда, уже уплыли назад. Доктора тоже собрали свои вещи.
Проводив их и Виктора, застаю Андрея варящего в бане экстракт конопли, так называемую «химку». Среди молодёжи «лесных людей» это обычное дело. Да и не только среди молодежи.
Со времен, столетней давности, когда в этих местах еще хозяйничали китайцы, у иных зимовий здесь можно встретить, соизмеримое размерами с небольшим деревцем, растение этого вида. Так сказать, для личного потребления.
Не секрет и то, что криминальный бизнес по выращиванию конопли в промышленных масштабах, и извлечению из её концентрата, в Приморье один из основных.
Отказавшись от "угощения", ухожу прогуляться по «бураннику», уходящему вверх по ручью. Так здесь называют пропиленную в тайге дорожку, по которой зимой можно проехать на снегоходе. Обычно она же и путик, вдоль которого во время промысла ставят капканы.

Сейчас, пока нет снега, это просто тропинка, по которой можно идти более-менее бесшумно.

[Катерина]

Я заметила, что прямо жду утра или вечера, чтобы начать или закончить день вашим очерком..Спасибо..Много познавательного..

[стрелец]

БИКИН.(13)
Прогулка по урочищу. "Допрос".

Дикая природа Приморья, в почти первозданном виде, совсем рядом с рекой, по которой то и дело снуют лодки. Отойдя по тропе метров триста, вижу на ней свежие не замытые ночным дождем крупные следы медведя. Это медведь бурый, или буряк, как называют его местные. По словам хозяина участка, Юры, здесь ходит медведица с двумя пестунами. Он уже видел её рядом с зимовьем.
Уйдя по тропинке километра на полтора, засекаю по компасу направление на реку и тропинку и ухожу с нее влево. По крутому склону поднимаюсь на седловину меж двух сопок. Когда спускаюсь с нее по другому, более пологому склону, передо мной срывается с лежки стадо кабанов. Их россыпь растворяется в тайге внизу, оставив мне лишь висящий в воздухе запах. В азарте продвигаюсь вслед за ними, когда справа со склона сопки раздается громкий отчетливый «гав». От неожиданности замираю, соображая, откуда здесь могла взяться собака. Первая мысль об охотниках. Но удэгейцы, чтобы не привлекать тигра, предпочитают охотиться без собак. Свистнул, чтобы обозначить себя, дабы самого ненароком не приняли за зверя. В ответ со склона лишь удаляющийся шорох листвы. Тут-то и понял, что это изюбрь, услышав меня, «гавкнул», выразив свое возмущение. Говорят, он может рявкнуть или прореветь так, что запросто спутаешь с тигром.
Спускаюсь в низину под приглушающее звуки журчание ручья. С ветки за мной наблюдает рябчик. В низине настоящие сумерки.
Останавливаюсь передохнуть, когда боковым зрением всего в двадцати метрах от меня за деревьями вижу стоящего ко мне боком большого зверя. Цвет почти черный, и первая мысль, что это медведь. Замерев, оглядываюсь по сторонам, не видать ли где медвежат. Не хотелось бы случайно оказаться между пестунами и мамкой. Когда туша сдвигается, вижу что это секач. Он не просто большой, а по-настоящему огромный. Его габариты можно сравнить с двумя сдвинутыми торцами канцелярскими столами. От секачей кабанов европейских отличается вытянутостью тела и меньше выраженной горбатостью. Если такой задурит всерьез, мне едва ли помогут стоящие рядом, толщиной с руку, березки. А махина, пропахивая в листве пятаком борозды, и хрумкая найденными корешками, потихоньку приближается ко мне. В патроннике пуля, но испытывать судьбу и стрелять в такое накоротке мне не хочется. А тот, все еще не видя и не чуя опасности, подошел ко мне метров на десять. Мне конечно интересна возможность хорошо рассмотреть такую зверюгу, но лучше подстраховаться. Когда кабан на мгновение отворачивается, быстро беру его на мушку. Как не старался сделать это тихо, что-то выдает меня. Секач, насторожившись, на какое-то время замирает и, шумно втягивая воздух, оглядывается вокруг. Затем как ни в чем не бывало, опять продолжает свою кормежку, теперь уже удаляясь от меня. Отойдя на полсотни метров, секач остановился и как-то очень недобро посмотрел в мою сторону, затем, выдержав паузу, удалился в густой ельник, чуть прибавив шагу. Похоже, такая махина и впрямь здесь мало кого боится.

Ближе к вечеру террасами сопок выхожу к реке Каялу, давшей название этой местности. Чтобы срезать путь, пересекаю заросшую высокой травой и заваленную топляком пойменную низину. Здесь, на одном из деревьев, замечаю подвязанный к дереву рукой человека кусок полиэтилена, а под ним большой веник конопли. Я могу предположить, чья это заначка.
Со времен столетней давности, когда коренные жители этих мест еще нещадно эксплуатировались китайцами, выращивание для личного потребления и курение конопли здесь не редкость. Но это, как говорится, «семечки». Гораздо опаснее любого дикого зверя, наткнуться в тайге на тех, кто выращивает эту дурь в масштабах промышленных. Случайно набредя в тайге на деляну, охраняемую нанятыми отморозками, запросто можно исчезнуть и навсегда. Сейчас в октябре деляны уже убраны, и этого можно не опасаться. От людей, с которыми встречался, я слышал о существовании посадок такого масштаба, что убирать их впору комбайнами.
Над заливом, на склоне выходящей к Бикину сопки, на дереве засидка. Взобравшись в нее, сидя на ладно сооруженном сиденье, представляю, как удобно в лунную ночь здесь караулить выходящих на залив изюбрей. Хорошо видимая отсюда гора Межевая та, что в тридцати километрах на границе Приморья и Хабаровского края уже вся покрыта снегом. Перейдя сопку, спускаюсь к избе по шуршащей листве. На всякий случай подаю голос. Снизу сразу же откликается Юра.
У нас гость, - сплавляющийся на резиновой лодке с верховий Светловодной, рыбак из Владивостока, - Слава.

Рассказываю Юре о встрече со стадом кабанов и секачом. На что тот рассказывает, как однажды на сопке, возвышающейся над рекой неподалеку от избы, крупный секач дрался с тигром. Рев и треск стоял на всю округу.
В итоге, вроде как, оба остались живы. Во всяком случае, на месте битвы никто из них не остался. Что уж они там не поделили, не ясно, но если тот секач был таких же размеров как виденный мной в тайге сегодня, то тигр, связавшись с ним, сильно рисковал.
На ужин готовлю лапшу с чирками. После того как раскладываю по мискам, Андрей сначала с недоверием пробует приготовленное мной а, распробовав, удивляется:
- Не знал, что они такие вкусные.
Хозяин избы вначале брезгливо отказывается от утятины.
- Я такого не ем.
Но, под водку выставленную Славой "за ночлег", присоединяется.
За чаем Юра начинает расспрашивать меня о том, кто я и что делаю на Бикине "на самом деле". Он с недоверием относится к тому, что человек может так просто путешествовать сам по себе там, где ему интересно. Подозревает, что за этим другой, возможно, опасный для него смысл.
С подобным мне уже приходилось встречаться в Верхоянских горах Якутии, когда директор оленеводческого хозяйства заподозрил во мне «диверсанта», засланного конкурентами, чтобы поджигать их пастбища. Версии Юры тоже не отличаются замысловатостью. По высказываемым им предположениям, я или шпион какой-то неведомой ему организации, вынюхивающий на Бикине какие-то секреты, или беглый, скрывающийся от закона или «мафии». Я отшучиваюсь, но ровно на столько, чтобы у него сохранялось сомнение в том, что за мной не стоит что-то большее, что в случае чего вступится за меня со всей карающей неотвратимостью. Это тоже часть обеспечения собственной безопасности.

Когда этот треп мне надоедает, «по секрету» говорю Юре, что я правнук того самого Дерсу Узала. Потому и хожу здесь как дома, не боясь ни заблудиться, ни диких зверей.
Ошарашенный такой неожиданной версией, Юра вначале смотрит на меня с удивлением и недоверием, а когда Слава с Андреем начинают тихо посмеиваться, хмыкнув, заканчивает с «допросом».

[стрелец]

Я заметила, что прямо жду утра или вечера, чтобы начать или закончить день вашим очерком..Спасибо..Много познавательного..

Спасибо вам! Постараюсь побольше выложить, пока на связи.

[стрелец]

БИКИН.(14)
Урочище Каялу. День третий.

В отличие от других лесных людей, в основном наезжающих в тайгу по надобности и живущих в тайге долго лишь во время пушного промысла Юра, после того как развелся с женой, живет здесь все время. Лишь при оказии спускаясь в село, чтобы продать мясо или пушнину, да пропить вырученные деньги. Летом, в основном, живет проезжающими и останавливающимися у него рыболовами -туристами. Хвастает: «В это лето ни одного дня без водки не был."
«Наморщив ум», просит меня дать Андрею мое ружье сплавать за реку на охоту, за изюбрем. Мотивируя просьбу тем, что для его ружья шестнадцатого калибра, кончились пулевые патроны. Что-то подсказывает мне, что меня, что называется, пытаются развести. Отвечаю прямо, что не дам.
Мне еще идти вверх по реке и возвращаться назад, и я не хочу рисковать. Чтобы не напрягать обстановку, отказ объясняю тем, что в чужие руки свое ружье никому не даю. Мол, для меня это плохая примета. Это им понятно.
Рано утром поднимаюсь на высокую сопку над рекой.

Отсюда хороший вид на пойму за основным руслом, вниз по течению и вверх, туда, где мне еще предстоит побывать. Там, над занавешенными нежно-розовым туманом кронами пойменных деревьев, встает солнце.
Берегом залива на другой стороне реки, шурша морожеными листьями и потрескивая сучьями, пробирается крупный зверь. Как не всматриваюсь, не могу увидеть его. Скорее всего, это изюбрь. В розовом с синевой небе, свистя крыльями, пролетают стаи уток.
Это напоминает, что зима совсем близко и наступит, как только ветер сменится на северный. Это может случиться в любой день. И тогда у меня будет одна забота – выбираться.
Один из вариантов - выходить тропой от устья Верблюжей, до старой лесовозной дороги. Там по ней до первых лесовозов и с ними до поселка Восток.

Спустившись к избушке, узнаю, что Андрей собирается на охоту, попытаться добрать подраненного хабаровчанами кабана. Он говорит, что подранок не должен был далеко уйти и спрашивает, не хочу ли я пойти с ним. Спрашиваю Юру, есть ли у него разрешение на отстрел.
- Все есть, - машет рукой «комбат».
Предприятие сомнительное. Если зверь был подранен хорошо, то мог уже погибнуть и стать пищей медведя или тигра. Если ранен слабо, мог уйти далеко. Но, поскольку я все равно собирался в тайгу, выходим из избы вместе. У Андрея пока нет своего ружья, и на охоту он идет с ружьем Юры.
Спрашиваю, чем он собирается стрелять кабана, если еще вечером к этому ружью у Юры , по его словам, были лишь патроны с дробью.
Выясняется, что утром Юра дал ему несколько патронов с картечью. Хотя Андрею уже доводилось стрелять медведя, по нормальным меркам охотник он еще никакой. То, что все «лесные люди» и «люди тундры» хорошие добытчики с детства – устойчивое заблуждение. Приходилось видеть всяких.
Конечно, ввиду большой практики, хороших и даже уникальных охотников среди них немало. Но здесь, как повезет с наставником. Думаю, повезло тем, чей наставник передаст начинающему охотнику не только знания как выживать в дикой природе и добывать зверя, но и правильное отношение к природе.
Уйдя от избы и реки примерно на километр, предлагаю Андрею разделиться. Так мне интереснее, да и безопаснее. Слишком часто во время движения стволы не следящего за ружьем Андрея, случайно направляются в мою сторону. Согласившись, он уходит дальше по тропе вдоль сопок, а я через сопку влево. Поднявшись на террасу, спугиваю одиночного кабана. Поднявшись на седловину сопки, удается перевидеть его еще раз, уже накоротке. Пока я вскидываю ружье, тот успевает скрыться в кустарнике. Понятно, что мне такая крупная добыча ни к чему, но я не против помочь добыть мяса людям, у которых живу. Да и зверья здесь столько, сколько я еще не видел нигде.
Сказывается то, что охотники национального охотничьего хозяйства «Тигр» охраняют свои угодья и жестко пресекают поползновения на их территорию охотников пришлых. Иначе здесь и в тайге народу было бы не меньше, чем на реке.
Впрочем, развращающая сила легких денег влезла уже здесь не только в сферу рыбалки. И, если так пойдет и дальше, все это изобилие кончится быстро. А не будет в достатке кабанов, косуль и изюбрей, неизбежно появятся проблемные тигры. Уже не те, которых надо защищать, а от которых надо будет защищаться.
Как бы тогда не вспомнить тигров-людоедов из рассказов Джима Корбетта, наводивших страх на целые провинции северной Индии в первой половине двадцатого века. Чьи жертвы исчислялись сотнями.
На террасах, по которым спускаюсь с линии выходящих к Бикину сопок, листва взъерошена стадами кормящихся кабанов. Судя по свежести следов, одно из них ушло отсюда только что. Спустившись в распадок, забираю вправо. Так выше вероятность, что звери или выйдут на пошедшего в обход сопок Андрея, или стронутые им с места выйдут на меня. В отличие от заросших густым кустарником или ельником низин, на террасах лес довольно чистый. Время от времени останавливаюсь и минут десять-пятнадцать сижу и слушаю. Лес здесь живой. То в одном, то в другом месте слышно шуршание по листве зверья. Чаще, это перемещающиеся длинными перебежками, мигрирующие к месту зимовки черные белки. Если не шевелиться, белка может пройти чуть ли не по ногам. Чуть сдвинешься, и молнией взлетает на дерево и, уже там, в безопасности, оповещая всю округу, возмущенно верещит.
Крупный зверь выдает себя невидимым под листвой хрустом сучьев и сопением, когда втягивает воздух принюхиваясь. Если засопел, то уже почувствовал неладное и, скорее всего, не выйдет туда, где его будет видно.
Попадаются и рябчики. Усядется на ветку посреди дерева и крутит украшенной красными бровями и хохолком головкой, разглядывая тебя так и сяк.
Но, на ходу, в обоих стволах моего ружья патроны с пулями. Это еще одно из правил безопасности. Если надо будет добыть «на бульон» какую-либо мелочевку, можно успеть поменять патрон на дробовой. А вот если нос к носу столкнешься с медведем, времени на это может и не быть.
Хабаровчане рассказывали как, уже почти поднявшись на гребень линии сопок, подняв глаза, прямо перед собой увидели за гребнем голову лежащего и в упор смотревшего на них очень крупного бурого медведя. Надо ли говорить, что ощущения их были не из приятных. Тогда, поняв, что обнаружен, медведь свалил. Но все могло повернуться и иначе.
Подранка удалось добрать.
На другой день помогаю им вынести мясо. Кабана за ночь никто не тронул.

Выносим в понягах. Это прародитель станкового рюкзака, представляющий собой большую рогатку из дерева с лямками для переноски и мешок, крепящийся к рогатке веревками.
Голова, внутренности и шкура кабана остаются на месте. Юра говорит, что через день сюда, туда где стреляли, обязательно придет медведь, и что здесь можно будет его подкараулить.
Большинство местных охотников бьют медведя там, где встретят. Четыре лапы зверя и желчь, китайцы скупают за 10-15 тысяч рублей. Почти в каждом местном посёлке есть свой китаец «Ваня - куплю всё».